не поймешь у французов, где мужчина, где женщина, по крайней мере – по написанию имен.
– Доктор Кадье... – сказал я наудачу чуть вопросительным тоном.
– Нина Кадье, – ответила она и протянула руку.
– Поль Линкс, к вашим услугам, – представился я.
Мы официально пожали друг другу руки. Даже в начинающихся парижских сумерках я видел, как прыгают чертики в ее стрекозьих глазах.
И я решился.
– Мы с Адонисом собираемся отпраздновать его чудесное воскресение из раздавленных. Не желаете ли присоединиться? Вы ведь имеете к этому непосредственное отношение, и он может обидеться, если вы...
– С удовольствием, – откликнулась она просто, не дав мне закончить витиеватое предложение.
«Можно подумать, что она только этого и ждала», – удивился я про себя.
– Только... только давайте пройдемся, а то я весь день взаперти.
Мы пошли в сторону площади Трокадеро. Додик устроился у меня за пазухой и, высунув нару– жу черепашью голову, взирал на мир лунными гла-зами.
– Не сочтите за навязчивость... – начал я.
– Не сочту.
– Ваш очаровательный акцент какого будет происхождения?
– Думаю, того же, что и ваш... – ответила она с улыбкой из преисподней.
– А именно? – настаивал я, понимая, что разоблачен.
– А именно славянского, точнее – русского, а еще точнее – московского, – перешла она на русский.
– Надо же... А вы, значит, так сразу и распознали? Ну и ухо! Обычно его принимают за скандинавский, – ответил я, тоже на родном.
– Нас выдает не акцент, а интонации – от них никуда не деться. Да и ухо у меня действительно чувствительное.
Я чуть не ляпнул, что наверняка не только ухо... Но удержался от откровенных пошлостей.
– К тому же французы себя так не ведут, – продолжала она. – Им не придет в голову приглашать на аперитив лечащего врача, да еще после первого приема...
– Но пациентом все же был не я. Поэтому официальное лицо вы только для Адониса, а для меня просто лицо... необыкновенно притягательное при этом.
Она посмотрела на меня несколько удивленно. Я понял, что переборщил.
– Выкрутиться у вас получилось очень по-французски, – констатировала она.
В кафе с тем же названием, что и площадь, мы заняли уютный столик в углу, у застекленной витрины. Она попросила бокал белого вина, я потребовал так и не выпитую вовремя дозу виски. Кот вылез из-за пазухи и по столу перебрался на колени к Нине, выбрав более приятное общество.
Мы просидели с полчаса, болтая о том о сем, пробуя друг друга на ощупь – визуально.
Приступ клаустрофобии не повторялся, а огненные хвосты оставляли только мелькающие сигареты прохожих за окном.
Я предложил Нине очередной бокал вина, но она, поблагодарив, отказалась. Сказала, что ей пора. Хотя невооруженным глазом было видно, что спешить Нине некуда. Видимо, внутренние часы, следящие за волнами ее жизни, дали отмашку: на первый раз хватит. Я не настаивал.
Мы
