двух европейских держав объективно способствовала усилению советских позиций на Ближнем Востоке. Если на венгерском направлении СССР, учитывая крайне негативный отклик в мире на свою акцию, в немалой мере проиграл, то на ближневосточном направлении он однозначно выиграл. В Кремле это хорошо понимали. Можно сослаться на высказывания А. И. Микояна, который на июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года, не поддержав предпринятую перед этим попытку отстранить от власти Хрущева, записал в актив первому секретарю ЦК КПСС то, что после Суэцкого кризиса Запад уже не может без согласования с СССР проводить свою ближневосточную политику[92]. Что касается самого Н. С. Хрущева, то он на декабрьском пленуме ЦК КПСС 1956 года увидел взаимосвязь венгерского и ближневосточного кризисов в том, что наступление СССР в Венгрии послужило сдерживанию империализма в Египте: «если бы мы не набрались смелости и упустили бы, не дали отпора венгерской контрреволюции, то ими была бы перейдена красная линия [на Ближнем Востоке]. А сейчас англичанам приходится выбираться из Египта, ведь это позор»[93]. Но через считаные недели, осознавая, что дальнейшая демонстрация силы может нарушить в «третьем мире» представление об СССР как о миролюбивой державе, Президиум ЦК КПСС активно обращается к обсуждению проблем разоружения[94]. За демонстрацией силы в качестве компенсации произведенного впечатления должна была последовать демонстрация миролюбия.
Будапешт. 4 ноября 1956 года
При всех разногласиях между членами Президиума ЦК КПСС и при всех столкновениях амбиций постсталинское «коллективное руководство» (плод конкретно-исторической ситуации весны 1953 года)[95] вплоть до наступившего в 1957–1958 годах хрущевского «единовластия» выступало как орган, в целом способный к результативному, согласованному принятию оперативных внешнеполитических решений. Глубоко укорененные традиции большевистской этики не позволяли никому упорствовать в своих взглядах, ведь любое чрезмерное упорство могло повлечь за собой обвинения во фракционности. Каждому следовало вовремя присоединиться к мнению большинства. Надо при этом иметь в виду, что даже между самыми крайними флангами политического спектра в Кремле – «ультраконсерватором» В. М. Молотовым и «ультралибералом» А. И. Микояном – не было принципиальных расхождений по самым существенным вопросам, связанным с пониманием геополитических интересов СССР, особенно там, где дело касалось сохранения контроля СССР над своей сферой влияния в Восточной Европе, обеспечения власти компартий в странах блока. Устранение Хрущевым конкурентов в 1957–1958 годах, усилив позиции первого секретаря ЦК КПСС и лишив его противовеса в лице так называемого «коллективного руководство», негативно сказалось на эффективности работы Президиума ЦК и усилило риск принятия авантюрных решений, создававших, как в случае с Карибским кризисом октября 1962 года, реальную угрозу
Исторический архив. 1993. № 4. С. 33–34.
РГАНИ. Ф. 2. On. 1. Д. 198. Л. 111–113.
Президиум ЦК КПСС. 1954–1964.Т. 1. С. 228.
На Западе, в частности, в социал-демократических кругах, довольно скептически восприняли звучавшие в Москве утверждения о «коллективном руководстве» как факторе демократизации внутрипартийной жизни в КПСС. Как отмечалось, в частности, в материалах сессии Социнтерна (март 1956 года), введение «коллективного руководства» не изменило характера режима, ибо речь может идти лишь о «коллективном руководстве» диктатурой.
