и под 5 % годовых. За счет этих облигаций планировалось выплачивать компенсацию помещикам.[50] Однако последние хотели компенсацию сразу и желательно золотом.
Неудивительно, что аграрная реформа во времена Каррансы продвигалась медленно, причем темп ее проведения падал с каждым годом президентства «дона Венуса». Всего в 1917-1920 годах общины получили примерно 200 тысяч гектаров земли (менее 1 % сельскохозяйственных земель страны). 90 тысяч из них было распределено в 1917 году, а в 1919-м – только 6 тысяч. В январе 1919 года Национальная аграрная комиссия разослала на места характерный циркуляр, в котором от крестьян требовали перед наделением землей давать государству письменную подписку с обязательством вернуть деньги, потраченные на выкуп земли у помещика. А в декабре 1919 года Карранса наложил вето на принятый Конгрессом закон, разрешавший крестьянам временное пользование брошенными землями.[51] В качестве обоснования своего отказа президент опять ссылался на незыблемое право частной собственности. Карранса неоднократно подчеркивал, что наделение землей крестьян должно восприниматься теми как разовый акт государственной благотворительности, а не как постоянная политика страны.
Тем не менее, несмотря на весь консерватизм Каррансы, именно в годы его правления аграрная реформа стала восприниматься всеми политическими силами страны и самими крестьянами как данность мексиканской действительности. Уже никто, даже Феликс Диас или католическая церковь, не смели поставить под вопрос сам принцип общинного землевладения и перераспределения сельскохозяйственных угодий.
Рабочий вопрос многие мексиканские политики-революционеры не считали особенно значимым в социальном контексте страны. Ведь рабочих было мало, не более 12 % активного населения (торговцев, например, было больше). К тому же в большинстве районов Мексики крупного промышленного производства попросту не существовало. Пролетариат страны в основном концентрировался в трех районах: столичном округе (электрики, рабочие арсеналов, железнодорожники – более половины всего мексиканского пролетариата работали в Мехико и его окрестностях), на нефтяных промыслах Тампико и в районе Веракруса, где располагались текстильные фабрики. Настроения рабочих этих трех регионов разнились. Столичный пролетариат желал сотрудничества с властями, отвергал политическую борьбу и был во власти теорий тред-юнионизма в стиле Американской федерации труда (по этим теориям, рабочим полагалось выдвигать только экономические требования). Текстильщики и портовые рабочие Веракруса имели самое высокое классовое самосознание и еще во время Диаса выходили на забастовки и митинги под политическими лозунгами. Наконец, рабочие Тампико находились под влиянием анархистов из американской организации «Индустриальные рабочие мира», считавшей профсоюзы выше любой политической партии.
И Мадеро, и Карранса относились к рабочим в патерналистском
Ruiz R. E. The Great Rebellion. Mexico 1905-1924. New York, 1980. P. 309–310.
Tobler H. W. Die mexikanische Revolution. Frankfurt am Main, 1984. S. 344.
