посматривали на командира, подкашливали, взглатывая слюнки.
Старик налил себе и жене, которая тоже присела за уголок стола, скромно, поодаль.
Бабенков заворочался, обиженно засопел, потом дважды кашлянул, как бы напоминая присутствующим о своём существовании. Шепнул Юрию:
– А мы с тобой пролетаем, как фанера над Парижем.
Юрия начинал охватывать озноб. Он, как только пришли Потапов, Триполи, зарылся под шубы и был в полусонном забытьи, следил за происходящим слабо. Но заметил:
– А шоферам не положено.
– Ай! Я ж не за рулем!
Щукарь поднял чайную чашечку и веселым ласковым взглядом обвёл застолье, редкое за многие годы и многолюдное. Он был рад ему. Но все сидели, ни к чему не прикасаясь.
– Товарищ маёр, прошу. Отведайте моей лечебной. Страсть как помогает от простуды, язвы и прочей хвори.
Майор скептически усмехнулся.
– От язвы?.. – спросил он.
– И от язвы, язви ее. Кхе-кхе… Ребятки, а вы чево? А?.. Не побрезгуйте, ратанчики… Вы вон чево седня натерпелись. Вам это дело само дело. Товарищ маёр?..
Солдаты смотрели на старика, как на Господа Бога – столь велико было искушение. Домашняя обстановка, нехитрое угощение на скорую и заботливую руку, вино и пережитые волнения, – всё сейчас просило утолить жажду. И, наверное, оттого, тишина, воцарившаяся над столом, казалась звенящей. И её могло осадить только одно слово – разрешаю! Не может быть, чтобы прозвучало обратное. В том просто не было бы логики.
Урченко сдержанно сопел, раздувал ноздри. Прокопенко, наклонившись на стол, ногтем мизинца чертил на нём какие-то узоры. Триполи нахмуренно молчал. Потапов мстительно усмехался, глядя на своего тёзку, и тоже взглатывал слюнки, но эти импульсы были повторением движения острого кадыка на круглой шее Урченко. Все ждали слово майора.
Романов поднял свой стакан, посмотрел на свет – янтарный, медовый цвет в нём, – поднёс к носу и легонько потянул в себя запах. Слегка покачал удовлетворенно головой.
– Да-а, приятный запах…
– А вы испейте, – сказал Щукарь, – пригубите.
– К сожалению, мне нельзя. – Майор поставил стакан обратно на стол.
У солдат поникли головы.
Бабуля злорадно шепнул Морёнову:
– Ха! Им тоже обломилось.
Юрий промолчал. Глаза его были прикрыты, и уголки их слезились.
– Эй! Ты чего, спишь что ли?
Морёнов вышел из забытья, им начала одолевать сонливость, голова наполнялась тяжестью.
– Чего тебе? – буркнул он и подкашлял, в горле першило, его перехватывало сухим кольцом.
– Я говорю, они тоже пролетели.
– Ну… и что?
– Да ты что?!. Не хочешь выпить?
Юрий хотел что-то ответить, но лень было разговаривать.
