порой гляжу,
Сколько было куражу,
Чтоб подняться в мастерстве!
Первые тут все в родстве.
Еросим: А где кровно не сроднились,
Кумовством объединились.
Кульбач: Это нас всегда сплочало
Прямча с самого начала,
Чтоб совместно опериться.
Эх, Небесная Царица,
Сколько было слёз, мольбы!
В те года не до гульбы:
Еле ноги волочили.
Но невзгоды всех учили!
То медяшки утешали,
Вдруг бумажки зашуршали.
Еросим: В результате – вдохновенье
И добавочное рвенье.
В ремесле себя точил,
Дак и славу получил.
Ты-то был гончар известный.
Кульбач: Знаменит скудельник местный!
Еросим: Сам в отставку запросился.
Кульбач: Дак силёнкой износился,
Обленился, истощал.
Еросим: Цельный век тот круг вращал!
Кульбач: С малолетству-то проворно!
Круг одно, вот топка горна —
Это будет посложней.
Градус тут держать важней!
Шибко много было порчи,
Хоть глаза глядели зорче,
И в руках силов хватало.
Нетерпенье ж клокотало!
Чуть с огнём переборщи —
Уж осколочки ищи.
Еросим: Обжиг-то хитрее лепки!
Кульбач: Черепки – оно не щепки,
В дело их не запустить.
Лишь в болото гать мостить.
Там от батьки и скрывал.
Батька ж чем урок давал?
То кнутом, а то дубинкой!
Дак спина вся – горб с ложбинкой!
Еросим: Да, немало потрудился!
Кульбач: Средь графьёв бы уродился,
На другое б глаз вострил.
И отец мой гончари́л.
Чтобы жить не голодая,
Бились, рук не покладая,
Строились, приобретали.
Стали тем, кем нонче стали.
Еросим: Нешто худо разжились?
Кульбач: Попросторней нонче жизь.
Жить бы, миром любоваться,
Но года. Куды деваться?
Гложет старость, ведьма злая,
То тя, за мослы хватая,
Гнёт дугой, хребтинку крутит,
То над требухой пошутит,
Не сдаля страша концом.
Цельный век не быть юнцом!
Таковы законы мира.
Жизь – как съёмная квартира,
Старость – для хвороб приманка!
Еросим: Снова мает лихоманка?
Кульбач: Хвори любят стариков,
Подбираются с боков.
Еросим:
