от того, что он с переляку за волосы ей уцепился, что бы не упасть. Тут всё покрыто жутким мраком, как дед Щукарь говаривал. А уж он то, доживи до наших дней, в Камасутре бы разобрался на раз! Закрыл дверь в квартиру Полуэкт, смотрит на девушку и молчит. Чего, мол, она ему скажет? Прямо, комиссар Катанья! И мысли продолжают прибывать и бурлить. Фантазии разные, некоторые и вовсе необыкновенные, о которых раньше и не думалось. Вот хорошо бы эту особь, как есть, в мешок непромокаемый поместить и на дерево подвесить. Кормить с рук орехами грецкими и кефиром. И так с недельку, а затем снять, из мешка вытряхнуть и слиться в экстазе. С ней, такой непосредственно первородно девственно природной! Поражённый глубиной осмысления внутреннего видения, застыл гигант сексуальной фэнтази, а тут вдруг грохот, дверь с петель летит, народ в масках и с автоматами врывается. Один, в штатском, по квартире живописно вещи женские разбрасывает, другой руку квартиросъёмщика взяв, к девице его подводит, и руку эту ей между ног протискивает, а пальцы Полуэкта машинально влажность какую-то захватывают. Потом руку засовывают в пакет полиэтиленовый и вещественным доказательством объявляют! Aпофеоз! Руки за спину и в наручники. B штатском бюстгальтер и трусики невесомые прямо в клочья рвёт, в карман Полуэкту запихивает. Tут понятые объявились. Тетя Фруся из квартиры напротив и дядя Паша со второго этажа. Стоят в уголке, смотрят. Девка визжит, на боль во всём организме и пипиське жалуется, преступник – вот он, вот. Злыдень писюкастый, девичью честь опорочивший. Как сказал бы Машков «Картина маслом»». Но, нет Машкова, есть суровое и справедливое возмездие, непременно которое опрокинуто будет всей своей тяжестью на преступника новоявленного, не состоявшегося духоборца и искателя высшей истины! Который в штатском, годами постарше, разъясняет свидетелям-понятым, что сейчас с преступных рук гражданина Синехрюкова эксперт снимет следы возможного совершения преступления, а также зафиксирует письменно картину погрома в квартире. Девицу к этому времени одели и на стул усадили, дав ей капель успокоительных. Эксперт быстренько сделал свои дела, то есть, смывы и соскрёбы с рук насильника, изъял вещественные доказательства, трусы и бюстгальтер в негодность пришедшие, пофотографировал и смылся, сказав, что письменный допрос он и в КПЗ с преступника снимет. Исчезли и автоматчики, а остались в штатском двое и девица, которой, судя по всему, спешить было некуда. Снял один из сотрудников с Полуэкта наручники и разговор завёл, да разговор не простой, а существенный, поскольку менял он всю жизнь гражданина Синехрюкова. Веришь, – сотрудник проникновенно говорит, – что посадить мне тебя как два твои пальца обоссать? Верю, отвечает совершенно подавленный переспективой насильник. А веришь ли ты в Бога Господа нашего, который признал, что и ходящие путями неправедными, всё равно путями этими ходили, ходят и ходить будут? Ох! Верю, –