угрожать мне, то сначала позвони домой. У тебя есть жена?
– Есть, а что? – Он растерялся. – Почему это я должен ей звонить?
– Чтобы предупредить: мол, дорогая, явлюсь я к ужину поздно, месяца через полтора, не раньше. Весь загипсованный.
Я не боялся расправы над собой. Страх за Светочку был сильнее, чем чувство самосохранения. Геша, лишенный мною отчества и апломба, почувствовал мою отчаянную решимость, догадался, что обламывать меня не время и не место. Пару секунд он задумчиво глядел куда-то поверх моей головы, явно испытывая искушение кликнуть здешнее траурное воинство на подмогу, но благоразумие взяло в нем верх. Хозяин наверняка не отдавал приказа калечить меня или убивать. Для этого вовсе не обязательно было вытаскивать меня из Подольска. А раз так, то я находился в полной безопасности до того момента, пока я буду представлять для него интерес. И тут моя дерзость могла сослужить мне хорошую службу. Странно, но факт: хозяева ненавидят своих особо усердных жополизов и обожают, когда их ставят на место.
– Нехорошо ты себя ведешь, Бодров. – Геша перестал налегать на шипящие и попытался закусить свои усики, хотя для этого нужно было либо отрастить их подлиннее, либо вывихнуть нижнюю челюсть. – Тебя пригласили в гости, а ты хамишь. Так дела не делаются… Ладно, иди за мной. Босс пока занят, но ты можешь понадобиться ему в любую минуту, а он не любит ждать.
– Как все-таки зовут твоего нетерпеливого босса? – поинтересовался я, послушно совершая восхождение по узкой крутой лестнице с громыхающими металлическими ступенями.
– Обращайся к нему по имени-отчеству, – поучал меня на ходу Геша, уже смирившийся с тем, что для меня он никакой не Юрьевич и не станет им никогда. – Владимир Феликсович. Фамилия у всех на слуху: Дубов.
– Известная личность, – согласился я, когда мы пересчитали ногами все ступени и очутились в торце третьего этажа. А здесь не удержался от ехидного уточнения: – В далеком прошлом.
– В ближайшем будущем тоже, – напыщенно заявил мой провожатый, вызвав у меня скептический смешок. Вход в длинный коридор преграждали две очередные оливковые рубашки с черными повязками. Для посетителей был оборудован специальный закуток, обозначенный явно не декоративной решеткой. Здесь Геша устроил меня в кресле за низеньким столиком, а сам поспешил куда-то с докладом.
Разглядывать потолок или молчаливую парочку почти идентичных истуканов мне наскучило уже через пять секунд. Зато на столике обнаружилось два журнала: один шведский, с лоснящимся женским влагалищем чуть ли не на всю обложку, а другой отечественный, с вдохновенным ликом Дубова, потрясающего кулаком. Справедливости ради должен заметить, что вторую фотографию я разглядывал с большим удовольствием, чем первую.
Звучная фамилия и самодовольная физиономия Дубова одно время являлись такой же обязательной частью политической жизни, как выход клоуна на цирковую арену. Задиристый, здоровенный, с кудрявой седой шевелюрой, он был у всех на виду, вездесущий и неутомимый. Вечно с кем-то
