думаю – ну да, конечно. Только руки-то у меня не такие, как у гориллы. Там же еще между нами живот.
Профессор кричит – сначала левой ногой, а потом правой.
Алла Альбертовна говорит – да нет, все наоборот.
Я думаю – вы уж там разберитесь. А то сейчас все брякнемся.
И дети какие-то к нам подъехали. Перестали играть, стоят у кромки льда со своими клюшками, на нас смотрят.
Потому что мы интереснее, чем хоккей.
Профессор говорит – раз, два, туфли надень-ка, как тебе не стыдно спать.
И мы начинаем прыгать.
Я думаю – разрожусь.
Алла Альбертовна подхватывает – славная, милая, смешная енка всех приглашает танцевать.
И мы делаем ножкой.
Когда эти мальчишки перестали смеяться и уехали, мы расцепились. Минуту, наверное, дышали на лавочке как паровозы. А я прислушивалась, как он толкается.
Удивился, наверное.
То есть, может, это и девочка, но я почему-то говорю «он». Наверное, потому что «живот».
Вы знаете, Алла Альбертовна, – говорит профессор – там текст несколько иной. Не «всех приглашает танцевать», а «нас». В оригинальной версии поется – «нас приглашает танцевать».
Я говорю – все это, конечно, здорово. Но вы ни о чем не забыли? Или мы приехали сюда юных хоккеистов смешить? Будущую гордость канадских клубов.
Старички притихли, но потом все-таки поднялись и побрели назад.
А я думаю – интересно, как там Люся?
И зря, в общем-то, беспокоилась. У Люси все было в полном порядке. Она растянулась на ковре Аллы Альбертовны как у себя дома и даже головы не подняла, когда мы вошли. Спала, как безмятежное дитя на картине художника Репина. Не помню, правда, рисовал ли он спящих детей.
Неважно.
Важно, что Кристобаль этот сидел рядом с ней – весь такой заботливый муж, и на нас посмотрел как на пустое место. То есть у него теперь было что с чем сравнить. И мы в его глазах явно проигрывали.
Алла Альбертовна смотрит на все это и говорит – Боже мой.
А профессор ей тут же – Алла Альбертовна, не беспокойтесь, ничего страшного.
Она повторяет – Боже мой.
Я думаю – надо же, какая попалась набожная.
Она в третий раз говорит – Боже мой – и опускается прямо на пол.
Профессор хватает ее под руки и кричит мне – Дина, доставай у меня из левого кармана валидол.
Я ему говорю – он у вас не в кармане, а в сумке, в которой мы Люсю несли. Вы ее оставили в прихожей.
Он кричит – ну так неси ее сюда скорей. Не видишь, что тут творится?
Я возвращаюсь в прихожую, перешагиваю через всякую ерунду, а по дороге оборачиваюсь и смотрю, как за мной остаются следы. На ковре, потом на паркете – вообще везде. Ужасно красиво.
Я иду и думаю – вот это любовь. После такого Люся точно должна успокоиться. Мне бы, во всяком случае, хватило надолго.
Потому
