и самостоятельными. И теперь, несмотря на это горе, могли уверенно идти дальше по жизни. Тогда как его восьмилетняя дочка и молодая жена все еще нуждались в нем, а он прожил с ними всего ничего… Бесследно исчезают те мертвые, которые отдали живым все, что могли, а возникают как раз те, кто еще не выполнил свой долг до конца.
– Стало быть, их можно назвать должниками?
Я засмеялся:
– Тогда живые, наверно, чувствуют себя заимодавцами. Некоторые из нас так и не свели счеты со своими покойниками.
Похоже, эти слова задели ее за живое; она задумчиво трет подбородок. Я заканчиваю рассказ:
– В тот день я убедился, что никто не видит Рауля, а его родные сочли, что я попросту хотел вызвать у них удивление, испуг, умиление или беспокойство. Напрасно я ждал: их взгляды были устремлены куда угодно, только не на него, и ни на чем особо не задерживались. Я был единственным, кто его видел.
– И это тебя испугало?
– Что «это»?
– Что ты один его видел.
– Да нет, я тогда уже привык.
Взволнованная этим признанием, следователь Пуатрено непроизвольно гладит меня по плечу, но, спохватившись, отдергивает руку, выражая свое сочувствие только взглядом.
– Тебе достался особый дар, Огюстен.
– Дар, от которого никакого толку.
– Кто знает…
– Дар, из-за которого меня считают слабоумным.
– Я так не считаю.
– Вы, может, и не считаете, потому что вас тоже считают слабоумной.
Она дергается, высоко поднимает голову и становится похожей на разъяренного страуса. Я виновато опускаю глаза:
– Простите, мадам Пуатрено, я не хотел вас обидеть.
– Ты попал в яблочко. На меня часто смотрят как на идиотку… – И с усмешкой договаривает: – Что мне, кстати, нередко помогает.
– Вот как?
– Из-за этого люди меня не опасаются. Например, преступники, принимая меня за растяпу, частенько проговариваются у меня на допросе, а их адвокаты допускают больше промашек; в общем, все они попадают впросак. Ну а уж мои коллеги…
Но тут она осекается.
– Стоп! Я пришла не для того, чтобы болтать о себе…
И смотрит на меня так строго, будто я виноват в том, что она расслабилась. Но я подхватываю:
– Хочу вам заметить: и не для того, чтобы говорить обо мне.
– Верно. Давай лучше поговорим о твоем даре. Скажи-ка мне вот что: те, у кого на плече сидит такой вот призрак, замечают его?
Честно говоря, я никогда не размышлял о явлении мертвецов в таком ясном, конкретном аспекте и теперь вынужден рыться в памяти, собирая образы, впечатления и подробности, накопившиеся там за годы вынужденного молчания.
– Некоторые не замечают. Это самые мрачные, самые замкнутые живые. Наименее живые из всех.
– То есть те, кто не осознает свои проблемы.
– Именно. Они
