правды осиянный свет.
Читает проповедь душа,
и память штопает прорехи.
Я жизни горькие огрехи
перебираю неспеша.
Часы проходят, день гоним,
в сугробах утопают звуки,
и тополь, заломивши руки,
застыл, как самый грустный мим.
А добрый ангел в небесах
из облаков снежинки лепит.
И снегопада тихий лепет,
и мокрый пух на волосах.
Цветёт акация
Цветёт акация. Её сладчайший дух
дурманит грудь, и голову, и мысли.
Уже закат безудержный потух,
и Млечный Путь сияет коромыслом.
Мельчайших звёзд неповторимый свет,
быть может, что-то в жизни переменит.
И я даю таинственный обет
и становлюсь пред небом на колени.
«Цвели цветных лесов короны…»
Цвели цветных лесов короны,
слабели птичьи голоса,
и отрешённо в небеса
с деревьев падали вороны.
И в скоротечности своей
часы и дни не замечали
осенней горестной печали
и дрожи сумрачной ветвей.
Они неслись куда-то вдаль
и не могли остановиться.
А как хотела им присниться
воды студёная эмаль!
Им не тревожили сердца
рассвета тягостные стоны.
И тихо падали вороны
в ладони Сущего – Творца.
Маковей
Спелый август в благостном дурмане.
Пред-Успенье, или Маковей.
Тают в поднебесном океане
золотые маковки церквей.
Соломия, будь благословенна,
за твоих взываю сыновей.
Вторят мне тепло и вдохновенно
травяные россыпи полей.
Освящу майоры и гвоздики.
Пусть любистка реет желтизна,
тает слабый запах базилика,
и звучит акафиста струна.
Настоятель в малом омофоре,
на престоле крест и антиминс,
и во всём божественном просторе
дух проникновения повис.
«Только голосу ветра внемли́…»
Только голосу ветра внемли́,
ни единому голосу кроме.
Пусть обмякшее тело земли
засыпает в глубокой истоме.
Тихий вечер, что сердцу милей,
будоражит души партитуры.
Разноцветные клетки полей,
и вороны – как шахмат фигуры.
Алых маков разбрызгана кровь
по зелёным обочинам трассы.
Раздобревшее облако вновь
поменяло
