style="font-size:15px;"> Мы усадили дедушку на маленький ящичек, на котором обычно сидела Липучка, когда разжигала костёр, варила суп или картошку. Я вытащил из воды якорь, и мы с Сашей изо всех сил приналегли сразу на два шеста. «Неистребимый» рванулся с места.
Посреди реки пролегла золотая, словно песчаная, дорожка – это луна освещала наш путь. Берега, которые днём были такими весёлыми, зелёными от травы и пёстрыми от цветов, сейчас казались мрачно насупившимися. И такой же мрачной, таинственной громадой возвышался наш холм. Казалось, что какое-то гигантское чудовище разлеглось на берегу и подняло вверх свою острую морду.
Как два глаза, светились где-то высоко два окна.
– Наверное, там больные, – сказал я.
Мне всегда казалось, что за окнами, не гаснущими в ночи, мучаются больные люди. Дедушка сидел ссутулившись, опершись на палку. Карманы брюк и пиджака топорщились от разных пузырьков и инструментов. Немного в стороне нос к носу стояли ботинки. Услышав мои слова, дедушка очнулся, приподнял голову.
– Нет, это не больные, – сказал он. – Справа – отделение милиции, а слева… Не знаю… может, кто-нибудь к экзаменам в институт готовится.
«Или к переэкзаменовке зубрит», – тут же подумал я. Мне показалось, что и Саша подумал то же самое. Спорить с дедушкой было смешно: он ведь знал всех больных в городе.
Окраина, именуемая Хвостиком, спала мёртвым сном: ни шороха, ни звука, ни скрипа. На всём берегу светилось одно-единственное окно.
– Там он лежит, – уверенно сказал дедушка. Поднялся и указал палкой на немигающий и вроде бы зовущий нас огонёк.
В пути, работая шестом, я фантазировал, будто золотистая дорожка посреди реки проложена кем-то специально от города до Хвостика. Но она не сворачивала к нему, а, дрожа и переливаясь, убегала вперёд, куда-то далеко-далеко…
Я бросил якорь, и мы во главе с дедушкой зашлёпали к берегу. Тут я понял, что ночью по огонькам никак нельзя определить расстояние.
Издали казалось, что огонёк на берегу. Но в действительности он светился на самом конце Хвостика. «А вообще-то какая хорошая, добрая вещь эти ночные огоньки! – подумал я. – Они ведь, наверное, так облегчают дальний путь: всё время чудится, что цель уже близка, и шагать веселее».
Возле маленького одноэтажного домика, остроконечной крышей своей напоминавшего часовенку, нас поджидал невысокий, очень широкоплечий мужчина в белой рубахе, которая, кажется, не сходилась у него на груди. Лица я в темноте не разглядел.
– А-а, приехали!.. Приехали!.. – взволнованно забасил мужчина. Голос у него прерывался, и мне было странно, что такой здоровяк может так волноваться. – С братом у меня плохо… Очень плохо, доктор, – сказал мужчина. – Вы ведь его как-то смотрели…
– Да, очень внимательно изучал вашего братца. И даже прописывал ему кое-что. Да, вообразите, прописывал! Но он-то, наверное, рецепты мои по ветру развеял: не верит ведь в медицину. А? Ведь не верит? – Дедушка говорил с успокоительной шутливостью в голосе. Он как будто даже не спешил в комнату
