Сашек Петровых! Вот какой-то из них и пишет стихи, а вовсе не я. Да ведь я теперь и не Саша вовсе, а Шура.
Дома меня тоже так будут называть, потому что мама вдруг открыла, что я приехал из Белогорска „совсем другим человеком“. Не очень-то понимаю, что она этим хочет сказать…
Сегодня я сдавал переэкзаменовку. Получил всего тройку. А ты – четвёрку! Но ничего! Ведь часто так пишут: „Ученик превзошёл своего учителя!..“»
История эта случилась три года назад. Я сразу хотел записать её. Но не решился: боялся насажать много ошибок. А сейчас вот записал.
Всё началось с велосипеда
От автора
Когда-то, очень давно, я написал повесть «Саша и Шура». В письмах своих – а их было много – юные читатели выразили настойчивое желание вновь повстречаться с Сашей, Шурой, девочкой по прозвищу Липучка, их старшим другом Андреем Никитичем… Через несколько лет (это тоже было давно!) я выполнил просьбу своих юных друзей. Те, кто читал повесть, вновь встретились с ее героями, а те, кто не читал, познакомились с ними впервые. Получилась, таким образом, повесть с продолжением. Вот это продолжение – сейчас перед вами…
«Приезжай немедленно»
В телеграмме было всего два слова: «Приезжай немедленно». И никакой подписи. Но я сразу понял, что это от Саши и что на подпись у него просто не хватило денег. По цифрам вверху телеграммы я высчитал, что она была послана из Белогорска полтора часа назад.
Я никогда в жизни ещё не получал телеграмм. Только ко дню рождения от дедушки – и то они всегда приходили на мамино имя, словно она родилась в этот день, а не я… А тут, на узкой бумажной ленточке, приклеенной к бланку, было чёрным по белому напечатано: «Шуре Петрову». Это было приятно. Но и очень тревожно: ведь я знал, что телеграммы посылают только в самых крайних случаях, когда нужно сообщить что-нибудь очень срочное. И если в обыкновенном письме написано «Приезжай немедленно», то можно ещё подумать, ехать или нет, а уж если это написано в телеграмме – значит, надо не просто ехать, а прямо мчаться на всех парах, тут же, не теряя ни одной минуты!
Но мчаться на всех парах я никак не мог, хотя позавчера и наступили уже летние каникулы. Дело в том, что в ящике папиного письменного стола лежал один очень важный документ, который мешал мне немедленно выполнить Сашину просьбу, звучавшую как короткий военный приказ. Ещё недавно я вытаскивал этот документ по десять раз в день, разглядывал его со всех сторон, вслух перечитывал каждую строчку – и от радости не мог начитаться… Сейчас я тоже вынул сложенный вдвое небольшой лист плотной глянцевитой бумаги, но посмотрел на него грустно и даже с упрёком. Снаружи на бумаге было голубое море, и дворец с колоннами, который тоже был голубым, и пальмы с кипарисами – тоже совсем голубые. А внутри было написано, что пятнадцатого июня я должен прибыть в детский санаторий на берег Чёрного моря и что передавать путёвку «другому лицу» я не имею права. И ещё стояла чья-то зелёная подпись, и ещё лиловая круглая печать – так что мне показалось, что не ехать по этой разноцветной путёвке я уже не могу, что, если я не поеду, меня просто
