поздно ночью, и долго над их могилами заунывно пел мулла, и его молитву лишь изредка прерывал нестройный жиденький хор голосов: «Аллах акбар!».
Перед поворотом прапорщик увеличил скорость и проскочил быстро. Теперь дорога шла прямо, и он расслабил немного мышцы. Можно было теперь почти спокойно ехать до того кишлака, который разнесли вертолетчики. По обеим сторонам дороги расстилалась пустыня, и даже сейчас, ночью, в предрассветной темноте, можно было прекрасно рассмотреть любой предмет, тем более если он двигался.
Машина шла легко, хорошо отрегулированный мотор гудел ровно и монотонно. Прапорщик посмотрел на часы: до рассвета оставалось около двух часов. На заднем сиденье зашевелился Шинин, прапорщик повернулся к нему:
– Ну, как дела, Андрюха? Жив?
Но Шинин, очевидно, не слышал прапорщика, он еле шептал: «Пи-и-ить…».
Прапорщик левой рукой удерживал руль, а правой, отстегивая фляжку от ремня, говорил раненому:
– Андрюха, а вот пить тебе Вощанюк запретил, только губы смачивать дал добро.
Отвинтив крышку с фляжки, прапорщик смочил водой кусок бинта и, протянув руку назад, к лицу Шинина, протер влажным тампоном потрескавшиеся горячие губы сержанта. Шинин потянулся к влаге, пытаясь поймать хоть одну каплю, но прапорщик уже убрал бинт.
– Ты, Андрюха, потерпи, осталось километров пятьдесят, – решил прапорщик хоть немного отвлечь раненого от боли. – Жаль, фары включить нельзя. На такой тачке на гражданке эти полсотни мы бы меньше чем за час мотанули. Как думаешь? – прапорщик замолчал и прислушался. Шинин лежал молча, не стонал, видимо, вода придала ему силы. Прапорщик заговорил вновь:
– Нам с тобой, Андрей, нужно только «зеленку» проскочить. Попробуем на дурачка с рассветом проскочить.
Прапорщик опять посмотрел на часы. Ехали уже сорок минут.
– Значит, скоро кишлак, а от него до Кандагара километров тридцать, – продолжал Белов.
Действительно, впереди показались развалины, темнеющие бесформенной грудой. Он снизил скорость до минимума и осторожно въехал в растерзанный кишлак.
– Господи, хоть бы дорога не была завалена, – взмолился прапорщик и тут же нажал ногой на педаль тормоза: перед машиной высилась груда какого-то хлама. Белов чертыхнулся, поставил машину на ручник и, не глуша двигатель, выскользнул из кабины. Он сразу кинулся к груде мусора и стал разгребать его по сторонам, откидывать крупные камни, отбрасывать тряпье. Завал был небольшой, и минут через десять он расчистил неширокий, но вполне пригодный для машины проезд. Все время, пока работал, он ни на секунду не ослаблял внимания и следил за окружающим его чужим безмолвием. Теперь прапорщик прошел немного вперед и увидел, что дорога впереди чистая, без завалов. Он хотел было уже вернуться к машине, но вдруг услышал с правой стороны какой-то писк. Белов резко присел, направив ствол автомата туда, откуда повторился звук. Через некоторое время опять
