сволочь!..»
Мысль похожа на вопль сумасшедшего. Я не хочу убивать монитор, я вообще никого не хочу убивать, разве что самого себя. Но не до смерти. Что бы только потом сказать самому себе, лежащему на полу, понял, гад, что за такое делают?!.. А теперь вставай.
Выключаю компьютер. Жена просила почистить снег возле дома. Вот и иди!.. Чуть было не добавляю «… иди к черту!» Недовольство бурлит как кипяток.
На ходу надеваю свитер. Уже в прихожей – ботинки, шапку, перчатки.
Жена удивляется:
– А куртку?
Сжимаю зубы: к лукавому куртку!.. Мне и так горячо как в аду.
Я беру на веранде лопату и буквально набрасываюсь на снег. От порожек веранды до калитки – метров двенадцать и я прохожу со скоростью взбесившегося трактора. У калитки мне приходится сбросить обороты – мешает сама калитка, столбы забора и намерзший лед под водосточной трубой.
Останавливаюсь, чтобы отдышаться. Смотрю на белесое, неживое небо… Потом вокруг. Ничего интересного – снег, и крыши домов под снегом. В осеннем лесу так торчат из листвы толстые шляпки грибов.
Передергиваю плечами: бр-р-р!.. Холодно почему-то. Хотя в пять или шесть утра наверняка было холоднее, но мне так не казалось.
Ералаш в голове немного успокаивается и я вдруг ловлю себя на мысли, что мне неприятно вспоминать и сравнивать себя с тем, каким я был, когда чистил утром снег возле храма. В одну реку нельзя войти дважды… А почему? Река течет и в ней другая вода? Не только. Еще идет время и меняешься ты сам.
Смотрю себе под ноги и лениво бью лопатой по намерзшему льду под водосточной трубой. Потом снова осматриваюсь вокруг. Действительно холодно, почему-то… Работа не согрела, и особенно сильно мерзнут руки.
Я медленно, волоча за собой лопату, возвращаюсь домой.
Наташка сидит на кухне. У нее испуганные и какие-то пустые глаза.
– Леша, ты же болел вчера…
Это снова про то, что я не надел куртку.
Я не даю договорить жене и отмахиваюсь:
– Хватит!
– Что значит, хватит? – Наташка делает вид, что обиделась: – Почему ты такой сегодня?
Я не был таким утром, когда пришел. Ты же видела это, Наташенька. Утром я был самым счастливым и самым добрым человеком на свете. Но я все потерял… Даже не потерял, а растратил. Как, почему и что я купил на растраченное, я не знаю.
Наверное, если бы я сразу ушел писать, Наташка стала самой несчастной в мире женщиной. Радостный и счастливый муж вдруг заперся в своей комнате, и она имела полное право спросить: «А как же я?..» Сначала женщине нужна только крохотная часть того, что ты принес домой, потом половина, а потом – все. Но я не ушел и не заперся. И я – ошибся.
Наташка слабо улыбается. Она не умеет ссориться. Я сажусь за стол. Мы молчим.
Потом я ем картошку с котлетой и салат.
– Ладно, ты не волнуйся, – говорю я жене. – Все пройдет.
Кажется, я
