в это мгновение я вдруг подумал о том, что показалось мне странным, когда Томми прижалась губами к моей щеке. Машинально я коснулся лица, потом потер друг о друга кончики пальцев и бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
Никаких сомнений не оставалось – у Томми был жар.
Глава 2
Мы добрались уже до самого конца подъездной дорожки, когда навстречу нам попался старый и грязный «Линкольн Континенталь», принадлежавший некоему Питеру Макквайру по прозвищу Карман. Этим прозвищем наградили Питера клиенты: сколько бы денег он от них ни получал, в его бездонных карманах всегда оставалось место для нового гонорара. Заметив нас, Карман махнул рукой, давая знак остановиться. Я притормозил, и он, выскочив из машины, протянул дяде пухлый конверт.
– Привет, Уильям. Вот, возьми, это копия нашей апелляции.
Дядя кивнул.
– Если и это не сработает, тогда мы можем… – добавил адвокат, но дядя от него отмахнулся.
– Никаких «тогда», – решительно произнес он. – За двадцать лет юридических плясок я остался практически без денег. – Дядя сдвинул очки на кончик носа и взглянул на Кармана в упор. – И большая их часть досталась тебе. Если бы ты не был так чертовски пронырлив, я бы давно разорвал с тобой все деловые отношения.
Адвокат улыбнулся.
– Спасибо за доверие. – Он показал на конверт. – Оригинал уже на столе у судьи: как мне кажется, аргументы мы подобрали весьма удачные. А поскольку правда на твоей стороне, не исключено, что на этот раз…
Дядя посмотрел на него в окно.
– Правда была на моей стороне с самого начала. В этом-то отношении ничего не изменилось.
– Не забывай, Уильям, – я тоже на твоей стороне. – Карман вернулся за руль «Линкольна». – И всегда был.
Когда мы уже выезжали на шоссе, дядя проворчал:
– В таком случае, Карман, ты – один из немногих.
Ветер трепал мягкую крышу «Викки», теперь он нес не только запах солончаковых болот, но и дизельного выхлопа, исходивший от появившегося на железнодорожных путях поезда. Поезд вез легковые автомобили в порты Брансуика и Джексонвилла. Протяжный, нагоняющий тоску гудок локомотива заставил меня мысленно вернуться к единственному воспоминанию, которое осталось у меня об отце.
Как мне кажется, тогда мне было года три. Услышав далекий, протяжный гудок, я потихоньку выбрался из дома и босиком зашагал по дорожке. Возможно, у меня под ногами была трава, возможно – она была мокрой от росы. Никем не замеченный, я добрался до здания станции и вышел на платформу. С платформы я спрыгнул на пути, чтобы положить на рельс монетку в полдоллара: мне очень хотелось посмотреть, что с ней станет после того, как поезд прокатится по ней всеми своими колесами. Помню кота с длинными усами – серого или, может быть, пятнистого, который прошмыгнул под платформой рядом со мной. Рельсы были холодными,
