style="font-size:15px;"> – Я?
– Ну да! – Её непонимание, выражаемое с акцентом, периодически раздражает, но симпатия должна разбавляться, иначе не будет контраста, а без него в амурных делах никуда.
– Пиво, шампанске.
По крутой лесенке спускаемся к продуктовому магазинчику. Напротив – детская площадка, огороженная зелёной рабицей, на калитке – новенький блестящий замок.
– Мы закрыты, – огорошивает продавщица, но отступать в этот вечер, нежный, как дрёма, нельзя.
– Мы быстро, правда.
Протискиваясь в дверь, стараюсь улыбаться.
– Ладно, ладно, – соглашается продавщица.
Берём упаковку баночного пива, чипсы, колбасу, сыр, шампанское, бананы. И литровую бутылку водки.
– Водка? – удивляется Петра.
– Это мне.
– Либиш?
– Иногда. Простите, у вас есть маринованные огурцы?
– По-моему, только свежие, хотя, – она идёт в угол магазинчика, – кажется, тут осталась последняя баночка. Вам повезло.
В маринаде с укропом покоятся крупные перезрелые огурцы. На этикетке значится «Долина Желаний». Название подходящее.
На кассе жду, когда Петра докинет половину необходимой суммы, но она лишь пассивно стоит рядом. Приходится тоскливо платить самому. Где европейское правило, когда в паре каждый платит сам за себя?
Петра живёт в двухкомнатной квартире на четвёртом этаже. Сообщает, что друзья её тусуются на Майдане. Я только рад их отсутствию. Окна кухни выходят на Владимирскую горку. Я вижу князя Владимира, держащего подсвеченный крест и смотрящего на левый берег Днепра. Петра ставит алкоголь и еду в холодильник.
– Есть будешь?
– Да. – Пытаюсь вспомнить, когда ел в последний раз.
– Погляди там, – говорит Петра, показывая на холодильник, и уходит из кухни.
Открываю дверцу. На боковых полках – яйца, майонез, кетчуп, йогурты. В основном отделении – принесённые сыр, колбаса, еда из «Макдоналдса». Выбираю гамбургер и ветчинные сосиски, найденные на нижней полке. Запиваю купленным «Старопраменом».
Петра возвращается переодевшаяся в серо-розовый спортивный костюм.
– Пива?
Достаю банку, открываю, пуская пену.
– «Старопрамен»? – глотнув, удивлённо спрашивает Петра.
– Как видишь.
– Не «Старопрамен», – заявляет она. – «Старопрамен» другой. А это… плохо.
– Всё пиво плохо. От него растёт живот.
– Не любишь пиво? Нет живота.
Хмыкаю:
– Нет, это скорее гены. Впрочем, живот всё равно появится. У Буковски вот вырос к концу жизни. Когда он стал больной и толстый. А ведь только начал понимать женщин.
Судя по взгляду, фраза ей не совсем понятна. Надо говорить коротко, ёмко.
– Буковски. Писатель.
Я для чего-то показываю живот и бороду.
– Да. Буковски. Нравится
