Иешуа побледнел, но молчал, опустив глаза и соблюдая приличия.
Хозяин налил себе еще вина. Гость решил, что на этом неприятная история закончилась.
– И что, Иосеф, парня отпустили? – с надеждой в голосе спросил он.
– Куда там! Анан спрашивает: «Скажи мне, отрок, что ищешь ты в Священном писании?» Иешуа поднимает на него глаза и тихо произносит: «Истину». «Бог есть истина, – говорит Анан, снова возвысив голос, и самодовольно окидывает взглядом зал в уверенности, что ставит точку в этом разговоре. – Ибо сказано пророком Ирмеяху: «Господь Бог есть истина; Он есть Бог живый и Царь вечный. От гнева Его дрожит земля, и народы не могут выдержать негодования Его»34. А Иешуа смотрит прямо ему в глаза и спокойно произносит: «Так, раввуни, но не это главное». «А что?» – спрашивает Анан, округлив глаза. «Бог есть любовь», – тихо говорит Иешуа. Ропот прошел среди ученых мужей. Отрок, только что ставший бенгат-тораг, сыном закона, спорит с самим первосвященником. Да еще смеет говорить о Всевышнем иначе, чем сказано в Торе. Что делать? Я вскочил и обратился к ученому собранию. Говорю, что я – как наставник Иешуа – беру на себя ответственность за дерзость отрока и примерно накажу его. Пришлось при всех отчитать бедного парня. Он стоял, униженный и жалкий, но терпел. Ученые мужи поругались, конечно, покричали. Но меня слушали, потому что я потомственный раввин, а на пожертвования Храму, которые сделал мой род, можно построить не одну синагогу. Никодим с Гамалиэлем помогли успокоить раввинов, напомнив им о смирении накануне великого праздника. Наконец, Иешуа и остальных мальчиков отпустили. Гости расходились, оживленно обсуждая случившееся. Анан увел меня в личный покой и устроил подлинный разнос. Кричал, что за богохульство нужно высечь мальчишку до кровавого поноса и наложить херем35 – это как минимум. Он-де по моей просьбе устроил церемонию не где-нибудь, а в синагоге при Храме, пригласил уважаемых людей, лично принимал экзамен. А я так отблагодарил его. Теперь весь Иерушалаим будет обсуждать, как ам-ха-арец – провинциальный неуч и мой недостойный воспитанник – унизил самого наси Санхедрина36. Я смиренно выслушал, покивал, посетовал, а потом спросил, не поможет ли мое подношение Храму в размере пяти мин37 золота уладить неприятную ситуацию. У Анана загорелись глаза. Он, конечно, для вида еще поворчал, но согласился.
– Вот теперь все, – выдохнул Иосеф и снова налил себе вина. Кувшин почти опустел, поэтому пришлось помахать рукой служанке, ожидавшей приказаний у яблони на почтительном расстоянии от собеседников, чтобы не мешать их разговору.
Когда фигура приблизилась, гость разглядел в пляшущем свете масляных ламп красивую девушку в мешковатом хитоне из грубой холстины. Талию служанки стягивал шнурованный пояс. Ткань свисала широкими складками, скрывая очертания тела, но не мешала выполнять домашнюю работу. У рабыни был правильный овал лица с ямочками на щеках, тонкий со слегка
Книга пророка Иеремии, 10: 10.
Херем – наказание в виде отлучения от общины.
Санхедрин – греч. синедрион, букв. «собрание», высший религиозный, политический и судебный орган в Древней Иудее. Находился в Иерушалаиме до разрушения Второго храма в 70-м году н.э. Возглавлялся наси – председателем.
Мина – мера веса в странах Древнего Ближнего Востока, Древнего Египта и Древней Греции, равная 436, 6 г.
