и лились по ее щекам.
Но Ролло не спал. Он слышал прерывистое дыхание матери, ощущал ее запах, ее тепло. Так было еще со времен его детства, когда она приходила, садилась подле него и тихо лила слезы. Маленьким, проснувшись, он тоже начинал плакать, но позже научился притворяться спящим. Сейчас же сердце его разрывалось. Рано привыкнув к дальним походам, к долгому пребыванию вдали от дома, он не предполагал, что в последнюю ночь перед расставанием с матерью ему будет так тяжело. Еще несколько часов назад все его мысли были о стоявших во фьорде кораблях, о своих соратниках и друзьях, примкнувших к нему, не пожелав подчиниться Харальду, – о Кетиле, Олафе, Мезанге, Лодине и других, кого он либо знал с детства, либо сошелся с ними в походах викингов. Ролло ждал часа, когда его корабль подставит ветру свой полосатый парус и, разрезая волны, поплывет искать предсказанное ему королевство. Но теперь, когда его мать беззвучно плакала, он вдруг понял, что какую-то частицу себя навсегда оставляет в Норвегии. И сейчас, в дремотной темноте длинного дома, под тихое всхлипывание матери и дружный храп дружинников, викинг молча глядел на выползающий сквозь отдушину в крыше дым и вспоминал…
Ролло всегда был нелюбимым сыном Регнвальда из Мера. Тот, кого он так долго считал своим отцом, был груб, даже жесток с ним. Как и с его матерью. Регнвальд злился на нее, за то что она нарекла их первенца таким именем, хотя оно и встречалось в их роду – так звали отца самой женщины-скальда. Второму же сыну, которого прозвали Молчуном, он сам дал имя – Торир. Вот он-то, коренастый, светловолосый и светлоглазый, всегда был любимцем Регнвальда. Разница в отношении ярла к детям была столь очевидна, что Ролло с детства чувствовал себя обделенным. Возможно, это и сделало его таким неуправляемым и вспыльчивым. Но старые викинги, поглядывая на него, со знанием дела вспоминали пословицу: «Орел кричит рано».
Характер будущего «короля моря» определился еще тогда. Однако сам ярл Регнвальд никогда не радовался проделкам первенца. Особенно когда тот волчонком вгрызался зубами ему в руку или разбавлял пиво в его дорожных бурдюках козлиной мочой. И ни наказания, ни порка (Ролло еще пуще обозлился на отца, когда тот посмел высечь его на глазах рабов) не могли усмирить непокорного мальчишку.
По распространенному обычаю, родители зачастую отдавали сыновей на воспитание в чужие семьи. Но первенцев – только в случае, если погибал отец, глава рода. А тут сам Регнвальд, едва сыну минуло шесть зим, отвез его в усадьбу одного старого берсерка[16] по прозвищу Кведульв. После этого почти семь лет Регнвальд не интересовался сыном. Хильдис несколько раз присылала гонцов, беспокоясь о первенце, но сама не смела ослушаться мужа и навестить его. И вот, когда по истечении семи лет они прибыли в усадьбу Кведульва, им навстречу вышел пригожий рослый подросток, при взгляде на которого у Регнвальда округлились глаза, а сердце Хильдис едва не выпрыгнуло из груди. С ними был и Торир, и Ролло во все глаза глядел на роскошный, с
Берсерками называли могучих воинов, которые во время боя впадали в транс и сражались со сверхъестественной силой, не ощущая боли от полученных ран.
