внимание. Я, помню, буквально падала с ног, таская ее на руках днями напролет. Сама не успевала ни поесть, ни душ принять. Это был какой-то ужас, – произнесла она, закатив глаза. Вновь вспомнив недалекое прошлое, женщина приободрилась, смахнула со лба светлую прядь волос и продолжила:
– Когда ей был год и восемь месяцев, дочка начала вести себя очень агрессивно по отношению к другим детям. Это происходило везде: в парке, в детском саду. Она просто приближалась к ребенку и била наотмашь. Воспитатели постоянно жаловались на нее, наказывали. Если я выходила гулять с ней в парк, то все мамочки, завидев нас, бросались врассыпную. Мне было безумно стыдно за нее и за ее поведение. Ее ведь и пальцем никто никогда не тронул, наоборот, она была единственной и любимой дочкой и внучкой.
Как будто стремясь опередить ход моих мыслей, она добавила:
– В нашей семье также никогда не было никаких проявлений агрессии между мной и мужем. Ведь это первое, о чем обычно думают окружающие.
– Это действительно вывод, который напрашивается сам собой. С чем же это поведение было связано? – осторожно спросила я.
– Как-то абсолютно случайно я познакомилась с женщиной. Она оказалась специалистом по раннему развитию. Она мне объяснила, что агрессия проявлялась из-за того, что дочь не говорила до двух с половиной лет. Помню, меня это очень злило. Я брала ее, сажала напротив себя и, как мантру, повторяла: «Скажи „мама“, скажи „мама“». А дочь смотрела на меня как-то нагло, вызывающе, и такое было ощущение, что она делает это специально.
– Да, действительно, часто, если ребенок не может выразить свои чувства через слова и ощущает фрустрацию, он проявляет агрессию, – подтвердила я.
– Вы понимаете, – печально продолжала Марина, – я очень много времени проводила с ней вместе, столько вкладывала в нее. Вышла на работу, только когда ребенку исполнилось два года. С трех месяцев читала ей, гуляла с ней, рассказывала, показывала птичек. С трех лет вожу ее на кружки ежедневно: гимнастика, рисование, математика. Она же всегда была какая-то нелюдимая, подруг у нее не было, только детсадовский друг, с которым они носились как угорелые в саду, в парке. Сейчас вроде все стало получше. Флора пошла в первый класс, у нее появились подруги.
– Замечательно, – подбодрила я женщину. – У вас есть еще дети?
– Да, у меня еще одна дочь, ей три года. Но с ней все иначе. Она другой ребенок, с ней намного легче.
– Вам легче с ней, потому что она вторая в семье? Или потому, что у нее другой характер?
– Наверное, потому что вторая. Со старшей я, помню, обливалась потом, пока купала ее, меняла подгузники, – так нервничала, а с младшей уже все было понятно. Но и характер у младшей, Фионы, полегче: она спокойная, ласковая, шустрая, правда. Вечно то лезет в стиральную машину, то из шкафов все вытаскивает, однажды захотела побегать по магазину, чуть не потерялась. Я думала, сойду с ума от страха.
– Сейчас вы описываете столь же
