самого главного фашиста одним выстрелом вот с такого расстояния, как отсюда, вот от этих перил, до той трубы, вон на той красной крыше…
– Он убил Гитлера? – спросил Рафис.
– Гитлер сидит во дворце, – сказал я, – как там его убьешь.
– Значит, не самого главного, – сказал Расим.
– Как же не самого, – говорю, – когда самого, только не Гитлера, вот и все…
– А дальше что было? – спросил Расим.
– Потом папа берет автомат и ка-ак пошел чесать – тра-та-та! – вкруговую…
– И в него не попали? – спросил Расим.
– Как бы не так! – говорю.
– Как же так, – сказал Расим, – раз он не нагибался! На фронте все нагибаются. Я в кино видел.
– Слушай дальше, – сказал я. – Сначала он не нагибался. Он так специально делал. Чтоб фашистов запутать. Вот они все и запутались. Все нагибаются, а он нет. Тут можно любого запутать…
Братья Измайловы раскрыли рты, а я был очень доволен, как будто я, а не папа, палю в фашистов, вот здесь, прямо на лестнице. Мне даже стало жарко.
– …так вот он не нагибался сначала, а после стал нагибаться, он видит, в него кто-то целится, прямо из пулемета, он сразу – раз! – и нагнулся. И все пули мимо. Потом видит: в него из винтовки целятся, он снова – раз! – и нагнулся. Он-то знает, когда нагибаться! А когда не нагибаться. По-том он да-вай вовсю из автомата – как из поливальной машины – жжжжых! А немцы-то, немцы один за другим так и валятся, так и валятся, целые горы… потом в папу гранату кинули – он ка-ак отпрыгнет в сторону… – тут я хотел показать, как отпрыгнул мой папа в сторону, но забыл, что стою на ступеньке, и полетел вниз по лестнице…
А дядя Али поднимался.
– Что ты, Петя, – сказал он, – куда летишь?
Он схватил меня за рубашку. Поставил на ноги и сказал:
– Поздравь, Петя, еду и я на войну, на подмогу Володе…
Я растерялся и говорю:
– До свидания, дядя Али…
25. На крыше
Когда дядя Али уезжал, он сказал маме: «Встречу Володю, привет передам. Еще что передать?» Мама стала столько передавать, что дядя Али сказал: «Хватит, зачем столько передавать?» А мама сказала: «Нет, передай, пожалуйста, все передай». Тогда дядя Али сказал: «А как же, обязательно передам».
Я просил передать папе, что, когда вырасту, тоже приеду на фронт, на подмогу, а дядя Али сказал: «Ну, дорогой, тогда война кончится». Я говорю: «А может, не кончится?» Он говорит: «Дорогой, зачем я тогда еду?» – «Ну и что же, – говорю, – что вы туда едете, вы же один ничего не значите». «Как так, ничего не значу? Один не значу, а вместе с Володей значу».
Мы проводили дядю Али. Все на фронт уезжают, один за другим. Только я остаюсь, да старик Ливерпуль, да еще мама, Боба, Фатьма Ханум…
Все на фронт уезжают. Старик Ливерпуль говорит:
– Я теперь не пью. Не могу пить, и все. Я пью, когда
