детство, только лето, наконец,
Керосиновую лампу, как смеркалось,
Чтоб под вечер зажигал для нас отец.
Это было время тихих обретений,
Огонёк от дуновений трепетал,
Как живые по стене скользили тени,
Все родные засыпали, я читал.
Абажур бумажный, темень за спиною,
И казались бесконечными лета.
И читал я, забывая всё иное,
Как потом уж не читалось никогда.
Рядом сад шумел – вишнёвое соседство,
Что-то липы мне шептали в вышине.
Только книги, только лето, только детство
И других богатств не нужно было мне.
Детство дальше, ощущения те глуше,
Но с годами начинал я понимать
То, что счастье наше вовсе не снаружи,
Это внутренняя наша благодать.
Белый цвет
От ромашек бело,
К цвету белому глаз не привыкнет.
Доброй белой стеной
Обступили берёзы вокруг.
Что-то в чаще мелькнёт,
Что-то белое в роще возникнет
И исчезнет опять,
Словно тайный, неведомый друг.
Белый цвет, белый цвет —
Это празднество белого света.
Да хранит мою жизнь
Эта нежная, белая бронь.
Я в окошко смотрю —
Там в истоке беспечного лета,
Словно чьи-то надежды,
Стоит у ворот белый конь.
Оттого всё вокруг
Для души означает немало:
Дальний стук топора,
Скрип колодца, в низине – река.
Где-то свищет коса —
Это время покосов настало,
Но на белы ромашки
Подняться ли может рука?
Чувства времени нет.
Это счастье – решу я несмело.
Сколько ж там позади?
День сегодняшний или же год?
Усмотреть не сумел,
Как прозрачная даль загустела,
Не услышал, как вечер
В сиреневый колокол бьёт.
«Так вот жизнь и проходит», —
Мне бабушка как-то сказала.
А не верилось мне,
Я не чувствовал лет за спиной.
Но в окно я смотрю:
У старинной калитки устало
Грустно щиплет траву
Вместо белого – конь вороной.
Но ещё мне сиянье
От белого света осталось.
Но белеют приветно
Ромашки на сонном лугу.
Хорошо и покойно,
И хочется самую малость,
Чтоб осталось другим
То, что в сердце давно берегу.
«Образ в памяти лелея…»
Образ в
