плечах едут маленькие негодяи? Впрочем, почему такие кислые мины у этих, мне как раз таки понятно!
– Но, овцелошадка, тронулись! – кричит Демка, и «его» лошадка обиженно говорит:
– Я же просил…
– Ну ладно, ладно. Овцебык! – сияет братик. Никодем всегда умел быть великодушным.
А Йожка в этот момент поднимает голову вверх, видит меня и машет рукой:
– Сеня! – кричит она, – Ты получила мое послание? – и тут же забывает обо мне, и радостно кричит брату, – Ну вот, а ты не верил! У меня получилось! Получилось!
***
Сказ иной, десятый
У главы
Вот бывает так – планируешь, планируешь, а боги смотрят на тебя и потешаются. И летят твои планы в тартарары, и забываются самые мысли о них, как забывается прошлогодний снег… Ненавижу планировать! С тех пор, как в детстве поняла – планы эти рукой не потрогаешь, на вкус не учуешь, да и сбывается запланированное крайне редко. Как бабули учат: «Проси светлых богов того, что они сами знают, для тебя лучше. И не гневи их по ерунде, не доставай пустячными просьбами!».
Может, я разгневала богов «пустячными просьбами» как можно быстрее нагнать братика и сестренку? Уносимых на могучих плечах песиглавцев-наемников? Может зря я так истово взывала к высшим силам, просила, умоляла… Просила: «Все сама сделаю… Все-все-все исправлю! Только дайте удали нагнать песиглавцев окаянных поскорее»! И что же получилось?!
Разбудили меня весьма надоедливые, надо сказать, утренние лучи. Не успела до конца прийти в себя, понять, где нахожусь, слышу:
– Сенечка… Сеня… Наконец-то очнулась, маленькая, – увидела склонившегося надо мной чвродея, поняла, что это сон, закрыла глаза и попробовала перевернуться на бок.
Все тело сковывает неприятная слабость, как после тяжелой болезни или перерасхода сил… Перерасход сил? Вспомнила, что предшествовало этому самому перерасходу. Дом главы. Он сам с увядшим, поникшим взглядом, моя ладонь в руке чародея… потом… нет, не хочу вспоминать.
Открыв глаза, к удивлению своему отметила, что чародей все еще здесь, все также настороженно смотрит на меня, и взгляд его такой теплый, и вместе с тем нежный, и немного виноватый. Чародей вглядывается в мое лицо как будто с надеждой.
– Пить, – не представляла даже, что у меня настолько хрипло-писклявый, настолько отвратительный голос. В тот же момент сударь Лиодор со сноровкой самой настоящей сестры милосердия поднял мне подушку и поднес к губам стакан воды…
Учитывая, что меня бросило в жар от его близости, я начинаю приходить в себя. Неловко очень пить вот так, из его рук, но в горле так пересохло, что мне не до стыда. Утолив первую жажду, спросила:
– Где мы? Сколько я спала?
– Где и были, сударыня, – несколько отстраненно заметил чародей, так, значит, то, что мне показалось сначала… правда, показалось. Оборотень как всегда неизменно вежлив, –
