что и при церкви страсть бушует не менее сильно, но в отличие от той, которая на воле вдрызг упивается пороком, та, которая заточена в стены монастырей вынужденно нарезает бессмысленные круги, словно возбужденный жеребец, видящий загулявшую кобылицу, но привязанный к столбу крепкою бечевой. По своей сути данным легкомысленным посланием я не открываю нового направления литературы название которому комедия, где двое молодых героев, одним из которых оказываюсь я, на протяжении долгого времени откровенно «валяют Ваньку». Буйному нраву, привлекаемому насыщенными ароматами жизни, в тонких нюансах значения не найти. Так и здесь он обнаружит себе мало интересного. Предложенное вашему взору, скорее сродни прогулке запоздалой пчелы в позднюю осень по цветкам астр, не дающим нектара, в которых она будет оглоушена яркой игрою холодных красок, но утробы не насытит.
21 июля 1984 года. Назначение.
Над плацем отгремел марш «Прощание славянки». В стенах училища отсверкали аксельбанты, отзвенели подковы парадных коробок, раздарены напыщенные букеты гладиолусов. С улиц испарились счастливые лейтенантские рожи, освященные слезами мамаш и безбожно извозюканные помадой невест и юных жён. Николай Данилович Быков – начальник училища, исключительно порядочный из генералов, с которым пересеклась моя служба, поставил на крыло очередной выводок своих птенцов.
Мне нравится марш «Прощание славянки», хотя на душу лёг совсем другой, названия которого к своему стыду не знаю. Духовой оркестр училища исполнял его редко, но есть в нём нечто трагическое, обреченное белогвардейское. Под такой не грех идти цепью на пулемёты.
День сухой и солнечный. Бывшая столица Донского казачества приходит в себя от пережитого двумя сутками ранее потрясения – узкие грязные улочки беспардонным свистом и руганью сотрясал очередной офицерский выпуск. Это действо было настолько усердным, что сам сатана эти дни не смел показывать и носу в проулках, что в обычности проделывал с большим удовольствием, подстрекая курсантов пьяными шляться по ночам вне стен училища, а барышень из медицинского колледжа с завидным упорством беременеть уже на первом курсе и затем толкаться у проходной в надежде узнать любвеобильного шалопая, чтобы предъявить ему нахально распирающее сарафан – доказательство безрассудной его страсти. В большинстве случаев этакие негодяи умудрялись надолго укрываться в госпитале от своих ундин, что фиксировалось в графе «наименование болезни» нейтральным определением «бес попутал». Ну, а которые оказывались менее изворотливы, окруженные сердечною заботой родителей очередной глупышки понуро плелись под венец, при этом обретая звонкий титул «санитар города», равняемый людьми в погонах внезапной гибели.
Общее впечатление несколько портит уже неделю неутихающий северо-западный степняк, в треть гнущиеся тополя, жмущийся к бордюрам мусор и одинокий новоиспеченный лейтенант, видимо отбившийся от празднующей компании и бесцельно слоняющийся невдалеке от училища.
Будучи
