евреях: «наш народ». Он привел текст из Евангелия, в котором Мессия проявляет сострадание к Своему рассеянному народу, заблудшим овцам дома Израилева, и добавил: «Господь Иисус велел нам любить врагов и молиться за ненавидящих нас без причины».
Искренность свидетельства Зильберштейна произвела сильное впечатление на Леона. Впервые в жизни он стоял лицом к лицу с евреем, который верил в Иисуса как в Мессию и проповедовал Его учение открыто и бесстрашно. Это было слишком для Леона, и он считал своим долгом возразить этому человеку. Талмудская схоластика, совокупно с современными знаниями и взглядами, была оружием Леона против Зильберштейна, но тот смело пользовался обоюдоострым мечом Божьего Слова, цитируя одно за другим тексты из Священного Писания. С каждой минутой Леон умышленно накалял обмен мнениями, а Зильберштейн проявлял исключительное терпение и понимание выдвигаемых Леоном аргументов. Однако цитаты из Нового Завета о покрывале Моисея на глазах и сердцах евреев (2 Кор. 3:13–17) и цитаты из Торы только подлили масла в огонь, и Леон снова попросил Зильберштейна дать ему желаемую книгу, чтобы поскорее уйти из дома, в котором ему стало слишком жарко.
Зильберштейн объяснил Леону, что ему нечего бояться, потому что если даже кто-нибудь придет, это будет либо такой же ищущий человек, как он, либо тайный верующий в Мессию, каковых в городе немало. Последнее утверждение удивило Леона, но он ничего не сказал, быстро распрощался с Зильберштейном и буквально побежал домой, спрятав запретную книгу под пальто.
Внутренняя борьба
Свидетельство Танаха[14], всей еврейской Библии, которую Зильберштейн называл «удостоверительными документами, подтверждающими мессианство Иисуса из Назарета», было действительно поразительным. Хотя Леон почти наизусть знал все приведенные цитаты и еще множество других текстов, ему никогда не приходило в голову, что они относятся к Иисусу. Он не мог видеть связи между ожидаемым Мессией Израиля и христианским Иисусом других народов. Для него это стало самым ужасным камнем преткновения и толкало его на новые споры с этим человеком, которого он считал обманщиком, впавшим в ересь, т. е. нешоме.
Леон чувствовал, что оспорить доводы этого человека – его священный долг, и считал бы великой победой, если бы ему удалось возвратить его в еврейскую веру. Но каждый раз цитаты Зильберштейна и простые доводы на основании Священного Писания только еще больше тревожили разум Леона и усиливали его внутреннюю борьбу.
Прошло несколько недель, и Леон опять пошел к Зильберштейну. Они продолжили прежний спор, начатый во время прошлого посещения. Заметив, что Зильберштейн не очень силен в раввинских и философских аргументах, Леон усложнил спор применением цитат из Ветхого Завета, смешивая их с софистикой и уловками раввинских толкований. Со временем Зильберштейн привязался к своему противнику и приглашал его к себе как можно чаще. Леон, со своей стороны, хотя и был очень занят, заинтересовался беседами со
