в чём, не можешь ты понять.
Я ж полгода думал, как ни странно,
Прежде, чем решился написать.
Неизвестность – ничего нет хуже,
Это навсегда запомнил я —
Как петлёй, и с каждым днём всё туже,
Окружала медленно меня.
Ни причины нашего раздора
Я не знал, ни способа вернуть,
Что утеряно уж очень скоро.
Надо было делать что-нибудь.
Я гадал, надолго ли продлится
Эта пытка, а потом уже,
И способна ль будет прекратиться,
Сомневаться начал я в душе.
Но одно, одно я точно знаю:
Без тебя нельзя существовать!
Да, поскольку это время жизнью
Не имею права называть.
Что б ни делал, о тебе все мысли.
Говорю, не слушаю себя…
Уголь я в определённом смысле,
Я горю огнём, любя тебя.
Написав письмо, я будто ногу
Над глубокой пропастью поднял.
Или перепрыгну, слава Богу,
Или тихо кану между скал…
Может быть, тебе не интересно,
И граничат с глупостью слова.
Так выходит, снова неизвестность —
Для меня картина не нова.
И пока не обожжён ответом,
Приговором счастья моего,
Знай, что я люблю тебя и предан,
Не зависимо ни от чего!»
(1977.)
* * * * *
…Клочками бумага разбросана по мостовой,
И я подбираю, что ветер, не тронув, жалеет.
Вот то, что не стало еще догоревшей золой,
Но имени с адресом больше уже не имеет…
* * * * *
«… Учитывая Ваши возможности,
Не только из осторожности,
Но из-за обострения бдительности
И уверенности в его сомнительности,
Человека, чьё имя выше указывал,
Как я и ранее Вам уже доказывал,
Следует, насколько это возможно,
Считать неблагонадёжным,
Не всегда должно ответствующим,
И далеко несоответствующим.
Заявляю крайне доверительно,
Что является он подозрительным.
Обязуюсь я и в дальнейшем,
Согласуясь с чутьём острейшим,
В письменном виде уведомлять,
И доказательства предоставлять.
Убедительно отреагировать прошу
И ещё напишу…»
(1984.)
* * * * *
…Они потеряли сегодня и дом, и родню,
Пропали без вести. Надежды своё доживают.
Какой-то подлец-инквизитор придал их огню.
Кто ждал их, возможно, о них никогда не узнает…
