себе – суть высшая цензура…»
– Мне мой Людовик приказал явиться?
Минута велика! Я длю её.
Так часто по руке менял я лица,
Что счастлив, уложить к ногам своё!
– Мольер! Я запрещаю вам отныне…
Себя в работе вашей не жалеть.
Мне дорого не только ваше имя,
Но я хочу на вас ещё смотреть.
Смотреть и радоваться, уж позвольте.
Не смейте возражать! Я – ваш Король!
И Солнце! Диалог на этой ноте
Я дописал сегодня в вашу роль.
Вот, вы от каждого переживанья
Рождаете шедевры для ума.
Но не для времявидосозерцанья.
Мне ж зрелища важнее, чем тома.
И видятся смешнее ваши строки,
Когда б их поступь легче по судьбе.
Талантливы уж слишком и жестоки!
Убили же обойщика в себе.
Плоды ночных раздумий не для сцены.
Сплетенья неурядиц – вред жевать.
Не набивайте глубиною цену.
Я запрещаю вам переживать!
Да, Жан Батист, пора уже быть проще.
И жизнь свою в конвульсиях трясти
Нарочно перестать. Театр – не площадь!
Заказ монарший! Господи, прости!
Я признаю, что индивидуальны
Во многом. Не гримасничать прошу!
Но и талант свой подчинять Версалю —
Труд не последний. Знаю, сам пишу.
Иначе – ваши броские шедевры
Без зрительских оваций, да, Мольер,
Как в монастырь монашки-девы,
Сейчас же устремятся. Мало ль мер!
Итак, мы ничего здесь не подпишем —
Сатирик и Король, нет, крёстный – кум!
Я видеть вас хочу, но боле слышать
И не краснеть, свой напрягая ум.
– Всецело, Сир, и слепо повинуюсь,
Ослепнуть не берусь, ничтожна тварь.
Вы, право, так мудры, что я ревную.
Мой здравый смысл! Рассудок! Государь!
ДОБРЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
«Себя – азарт – ломать и нарушать»
– Простите, вызывали?
– Проходите.
Фамилия.
– Домбровский. Я хотел…
– Писатель?
– Литератор.
– Всё юлите.
Поговорим, не открывая дел?
Надеюсь, вам понятно направленье,
В котором потечет наш разговор?
– Признаться…
– Очень кстати бы. Есть мненье,
Что деятельность вся до этих пор…
– Моя?
– И многих прочих, вам подобных,
Наносит, и не малый, нам ущерб.
И было бы значительно удобней
Вам
