в Нью-Йорк, это стало настоящим потрясением.
2. Класс № 412
По коридору Джульярдской музыкальной школы двигалась высокая куча ярких тряпок. Двигалась она к лифту, возле которого стояла легендарная Розина Левина. Внутри переплетения ярких нитей с трудом можно было разглядеть костлявое существо с огромными руками, которыми оно постоянно размахивало, курносым носом и вьющимися рыжевато-белокурыми локонами, взлетавшими едва ли не до потолка. Рост у ребеночка был шесть футов четыре дюйма (193 сантиметра), а с волосами, наверное, и еще выше. Розине с ее пятью футами двумя дюймами (157 сантиметров) пришлось вытянуть шею, чтобы найти среди волос веснушчатое мальчишеское лицо. Сияющее лицо наклонилось с явным намерением что-то сказать.
– Дорогая, – объявил Ван с сильнейшим техасским акцентом, – я приехал к вам ко всем… учиться![42]
Ирландец Джо, лифтер школы, едва не поперхнулся: никто еще так не обращался к одному из самых уважаемых преподавателей фортепиано в Нью-Йорке. Семидесятилетнюю уроженку России мадам Левину в равной степени любили и боялись. Как заметил один наблюдательный человек, в ней своеволие Екатерины Великой сочеталось с грубостью извозчика[43]. В Джульярдской школе говорили, что если вам удалось протащить ваши пьески через класс № 412, то вы сможете сыграть их в любой точке мира.
Розина внимательно всмотрелась в лицо говорящего. Нет, она не видела раньше этого мальчишку, но голос был ей знаком: протяжный, медоточивый, он звучал одновременно серьезно и озорно[44]. Да, это он звонил ей пару дней назад из отеля Buckingham, где он остановился с матерью. Три года подряд эта парочка приезжала на летние каникулы из Техаса в школу, куда будет поступать Ван, чтобы подобрать ему «правильного» преподавателя. (Ван посещал Джульярд летом 1947, 1948 годов, занимался у Эрнеста Хатчесона, и в 1951 году, занимался у Карла Фридберга.) В конце концов Рилдия Би написала в Джульярд, что они сделали окончательный выбор: Розина Левина. И теперь, когда они получили регистрационную карточку о приеме в школу, обнаружилось, что Ван приписан к классу другого преподавателя! Их унизили, огорошили, предали!
Розина объяснила, что в классы, которые она ведет, всегда был большой конкурс и что, к сожалению, они уже полностью укомплектованы. Она не слышала, как Ван играл на прослушиваниях, это должен был делать один из ее ассистентов. «Может быть, – предположила она в том телефонном разговоре, – я смогу взять вас в следующем году…»
– Но я хочу учиться у вас, миссис Левина, – в трубке снова зазвучал голос, интонации которого подчеркивали и «закругляли» каждое слово. – Даже если вы сможете уделять мне только десять минут в неделю, я все равно буду считать себя вашим учеником. Тем не менее, – и вот тут голос задержался перед решительным шагом, – если вы определенно не можете взять меня, то я пойду к другому учителю и останусь с этим учителем до окончания курса. Но я хочу, чтобы вы знали,
Существует несколько версий этой знаменитой фразы: «Ah’ve come to study with ya’l, honey»
Schonberg Harold. Цит. no:
Это одна из историй, которые существуют в нескольких вариантах – видимо, специально для того, чтобы сводить с ума биографов. Розина рассказывала Абраму Чазинсу об этом телефонном звонке еще для его книги 1959 года. С другой стороны, Ван, рассказывая в 1993 году эту же историю Ховарду Райху, отмечал, что он участвовал в этом разговоре лично, и Райх помещает этот разговор перед вступительными экзаменами в Джульярде. На них Розина, предположительно, услышала игру Вана и решила взять его к себе. Маловероятно, что Вану назначили преподавателя до того, как его прослушали и приняли в школу. Версии Райха также противоречит информация Джинин Довиз, и, как можно прочитать ниже, в книге Райха, сообщение Йозефа Райффа, который утверждает, что это он был назначен преподавателем Вана, когда тот пришел в школу. Историю о нечаянной встрече у лифта Розина рассказывала и Чазинсу, и Роберту Уоллесу – и обоим сказала, что ученики убедили ее прослушать Вана и что это прослушивание было частным делом. Последнее подтверждается письмом, которое Рилдия Би написала Розине вскоре после Дня благодарения 1951 года. В письме она отметила: «Ван был бы ужасно разочарован, если бы вы не взяли его в свой класс». Подобное замечание было бы лишним, если бы к приезду в начале семестра Рилдия Би уже знала, что Ван был зачислен к Розине. В своих заметках к интервью Розина пишет о Ване: «Когда ему было 17 лет… он приехал в Н.-Й., двое моих учеников познакомили его со мной, и он сказал, что хочет учиться у меня». Похоже, что Ван объединил в своей памяти три эпизода: школьное прослушивание, телефонный звонок и частное прослушивание у Розины – возможно, чтобы сделать из этой путаницы более связную и непротиворечивую сцену. Я приложил все усилия, чтобы загладить противоречия между версиями. См. [VC, 41–42]; [VCL, 47–48];
