характер, встречая отчаянное сопротивление Анны Ивановны и самого мальчика. Александру же все детство казалось, что отец и брат против него сговорились, и раз уж он никак не может им угодить, оставалось только противиться всякому их решению. Так оно обычно и случалось: вместо рыбалки или долгих прогулок в горы он оставался перед телевизором, что печалило родителей и его самого. Лишь Костя про себя иногда радовался возможности побыть с отцом, не выслушивая вечного недовольства младшего брата. Он заметно тяготился его выходками и не мог понять дипломатичности отца и матери в этом вопросе. Они-то души в младшем сыне не чаяли, и, как говорил когда-то Константин, «все детство с ним просюсюкались».
Из-за внушительной разницы в возрасте (девять лет) доверительных отношений между братьями не сложилось – все самые важные периоды своей жизни они проживали в одиночку. И после, когда старший отбыл на службу, а младший поступил в киевский университет, виделись только у родителей, когда семья собиралась под одной крышей. А это бывало не часто. Константин убеждал отца, будто Саша стесняется своей семьи и не хочет тратить на них «свое драгоценное время». После свадьбы младшего сына Степан Трофимович и сам в это поверил – расписались молодые осенью, когда старший брат жениха нес тяжелую вахту. Правда, никакого торжества не было: были родители и пара ближайших друзей. Вместо праздника молодые устроили скромный обед, на этом все и закончилось. После Степан Трофимович долго размышлял в бессонном плацкарте, как сильно судьба раскидывает людей. Всю жизнь он был убежден, что трудиться нужно на благо земли, на которой родился: сколь яблоню ни тряси, яблоки далеко не укатятся. А их разбросало. И сложно сказать, как и когда это случилось. Он вспоминал, где живет родня, включая семьи невесток, и невольно дивился широте фамильной географии. Оказывается, родственники есть в Донецке и Ленинграде, в Москве и Смоленске, в Могилеве, даже в Сибири и на Дальнем Востоке. Он мысленно чертил на карте Союза прямые, соединяющие Севастополь с городами, где все они жили, и, засыпая, думал, что если все советские семьи так крепко армируют фундамент страны, не страшны никакие потрясения.
Но, увы, никакие родственные связи не смогли уберечь страну. Горькая правда жизни в том, что империи разрушаются порой без видимых причин, порой вопреки здравому смыслу, а чаще всего вопреки воле и желанию людей. И теперь между всеми ними пролегла вполне конкретная граница, с таможней и пропускными пунктами, с пограничниками и досмотрами, с разночтением в законах и ожиданием. Но с развалом Союза между ними возникла не только граница, между ними встала политика, история отечества со всем министерством образования, СМИ и деятели искусств, между ними вдруг возникла необходимость наводить мосты. Но проводить границы оказывалось дешевле и проще, и реальный распад государства повлек за собой распад символический, границы прорезались
