руку над головой, появляется мужчина. Другую, скрюченную и обмотанную какими-то серыми тряпками, он осторожно прижимает к груди. Лица обоих черны от копоти и напряжены до предела.
– Все? – спрашивает Скворец.
– Больше никого. Мы двое, – отвечает мужик, затравленно глядя в лицо командира.
– Надо проверить.
Женщина получает в руки фонарик и снова спускается в подвал, освещая все его углы. Пух ложится у края люка, достает маленький самодельный перископ, собранный из кусков карманного зеркальца, и следит в него за лучом фонарика. В тесном подвале с цементным полом, помимо двух матрацев, керосиновой лампы и банок с соленьями, ничего нет.
– Что с рукой? – спрашивает Скворец у мужчины.
– Осколком зацепило. Солдатики подствольник закинули из училища.
– Почему солдатики?
– Да их же видно. После обстрела мы из подвала вылезли, глядим, бородатые ушли, а на училище вроде наши, так они, как нас увидали, давай шмалять.
– Пух, крикни Виталика, – говорит Скворец.
Подходит доктор, на ходу доставая из сумки ИПП. Пока он обрабатывает рану и перевязывает мужику руку, группа быстро осматривает дом и двор.
– Тут на этой улице раньше ингуши жили. Почти все ушли перед войной, но, может, кто и остался, – рассказывает раненый. – Русских, наверное, никого нет. Кого бородатые убили, кто сам ушел. Дома побросали. Бородатые все пограбили, дома пожгли.
– А вы чего не уехали?
– Нам некуда. Всю жизнь здесь прожили. Слава богу, дети взрослые, уехали устраиваться… Две недели уже в подвале сидим, ночью ведро выливаем.
– Ладно, отец, нам некогда. Как кончится зачистка, двигайте-ка к шестой поликлинике, мы там закрепились. Знаешь? Подлечим, сухпай выдадим, – говорит Скворец.
Тот кивает, а потом мотает головой:
– Не, не пойдем. Неровен час, свои же и кончат.
– Ну как знаешь.
Скворец и пацаны разгружают из РД-2 консервы, доктор Виталик кладет сверху бинты и таблетки. У мужчины вздрагивает подбородок. Женщина молча плачет. Слезы оставляют дорожки на закопченном лице. Уходя на улицу, Пух слышит ее глухой голос:
– Ребята, режьте их всех, не берите в плен…
Несколько следующих домов пусты. В подвалы и на чердаки – гранаты. Вот в одном дворе воронка от разрыва мины, а на стене следы окровавленных ладоней. Бурой с Пухом доходят по этим следам до летней кухни. На кухне стол, на нем лужа темной крови. Под столом – видно, сполз – лежит старик в папахе и галошах. Рубаха у него на животе задрана, на мертвой белой коже большая неровная рана. Ладони в крови, пытался зажать рану.
– Всё, пошли, осколок в печень, – говорит подошедший доктор, и они уходят.
Во дворе снайпер знаком останавливает Скворца и показывает на другой конец улицы:
– Какие-то с оружием, может,
