выслушать еще одну иллюстрированную лекцию Клер об одном из любимейших ее режиссеров. Но когда я вошел в затемненный зал, на экране уже мелькали кадры, и это был не Говард Хоукс. Это была плохонькая желтоватая копия с размытой звуковой дорожкой, плохо склеенная и с продранной перфорацией – она судорожно перепрыгивала с кадра на кадр, при этом целые диалоги проглатывались, а изображение становилось неразборчивым. Действие происходило в мрачном готическом интерьере: огромные залы, темные лестницы, узкие окна, мерцающие призрачным лунным светом. Полногрудые дамы в платьях эпохи регентства с оплывшими свечами в руках бродили по зловещим коридорам посреди темной ночи, слуги, похожие на расхитителей могил, прятались в углах. Ни одного знакомого лица среди актеров. Если я и смог что-то запомнить из вычурного сценария, то всего лишь полный набор всевозможных штампов. «Мне показалось, что я слышала крик в ночи», – замечает одна из похотливых красавиц. «Я уверен, это всего лишь ветер, миледи», – отвечает похожий на мертвеца дворецкий, глаза его по-воровски бегают.
У меня не возникло никаких сомнений: это был очень плохой фильм. И тем не менее, если его смотрела Клер… даже не смотрела – глотала. Когда я вошел в проекционную, Клер, расположившаяся у маленького окошка, была целиком захвачена фильмом – настолько, что на мое появление откликнулась лишь коротким холодным взглядом. Пристроившись у нее за спиной, я предложил ей приветствие, которое она любила больше всего, – поцелуй в ямку на шее, руки мои обхватили ее за живот и поползли вверх. Именно так Жан Клод Бриали обнимает Жюльет Мэйнель в «Кузенах»[69]. (Интересно, у Жюльетты под свитером тоже нет лифчика, как у Клер?) Обычно Клер в таких случаях таяла, но в этот раз она раздраженно вздрогнула и отвела мои руки.
– Что это? – спросил я, усевшись рядом с ней у окна.
– Да так, шутка, – нетерпеливо ответила она. – Называется «Пир неумерших».
Я не сразу просек, что это за название. Решив сначала прощупать почву, я выждал несколько минут, потом позволил себе комментарий.
– Похоже, жуткая дрянь.
– Просто дерьмо.
– Да? – И после паузы: – Почему же мы его смотрим?
– Мы не смотрим. Смотрю я. Тебе смотреть вовсе не обязательно.
– Тогда почему ты его смотришь?
– Вероятно, это единственный доступный фильм Макса Касла. По крайней мере, это единственный фильм, который мне удалось достать.
Ах да, Касл. Этот вампирист. Тот самый, о котором у Мойше в тот вечер говорила французская парочка. С тех пор Клер два-три раза упоминала его. Я, помнится, слышал, как она интересовалась им по телефону у дистрибьюторов и в фильмотеках. Касл словно бы стал ее наваждением; видимо, ее уязвило собственное невежество.
– Качество неважное, – заметил я, хотя это и было очевидно.
– Остаточное. Лучшего не достать. «Пятый канал» собирался его показывать
