король обратил на Анну Австрийскую суровый взгляд и сухо спросил:
– Сударыня, не откажите в любезности объяснить мне, чем вызвано присутствие этого незнакомца в вашей опочивальне?
– Я нахожусь здесь по праву! – ответил монсеньор Людовик, выступая вперед.
– Сударыня! – с нарастающим гневом повторил король. – Как король Франции и как ваш сын я требую ответа! Кто этот человек?
– Я, – гордо подняв голову, ответил юноша, – сын Людовика Тринадцатого.
– Вы!.. Вы!.. – вскричал король, отступая к двери, словно он увидел привидение.
– Да, и я нахожусь рядом со своей матерью по праву сына и законного короля.
В порыве слепого гнева король выхватил шпагу, и мгновение спустя братья, одержимые яростью и жаждой убийства, бросились друг на друга. Маркиз де Лувуа поспешил на помощь своему августейшему господину, но налетел на длинную и тощую фигуру, облаченную в ворох кое-как застегнутых, комично коротких юбок; фигуру венчала голова с лохматой шевелюрой и огромными усами. Маркиз так и застыл в изумлении, и только звон шпаги незнакомца, скрестившейся с его собственной, вернул его к действительности. Ему так и не удалось осуществить задуманное, поскольку одетая в юбки фигура, в которой читатель, конечно же, сразу узнал Фариболя, быстрым ударом выбила у него из рук шпагу.
Между тем братья фехтовали с равной ловкостью и упорством. Тем не менее исход поединка нетрудно было предугадать: тогда как Людовик XIV яростно атаковал, почти не заботясь об обороне, монсеньор Людовик хладнокровно и уверенно отбивал удары, явно дожидаясь момента, чтобы сделать один-единственный решающий выпад, когда противник устанет и окажется полностью в его власти.
Король, понимая, что он погиб, если не сумеет воспользоваться преимуществами молниеносной атаки, низко пригнувшись, снова бросился вперед, но споткнулся и, издав крик отчаяния, растянулся на полу. Одним прыжком монсеньор Людовик оказался рядом и уже занес над головой врага свою шпагу, когда тонкая слабая рука коснулась его запястья и тихий, слабый голос произнес:
– Сын мой! Остановись, ведь это же братоубийство!
Смутившись, монсеньор Людовик обернулся как раз вовремя, чтобы подхватить умирающую мать. Бедной королеве ценой сверхъестественного усилия удалось подняться с ложа и помешать убийству. Теперь, поддерживаемая одним сыном, она протягивала руки ко второму, которого также никогда не переставала любить и который медленно вставал с гневом в глазах и местью в сердце.
– Дети мои, – обратилась к братьям Анна Австрийская, – Богу было угодно наказать меня на смертном одре, сделав свидетельницей смертельной схватки своих сыновей… Ты, Людовик, мой сын, ставший королем, прислушайся к словам своей умирающей матери и поверь им. Тот, кому суждено вот-вот предстать перед Создателем, не лжет. Так вот, я клянусь тебе, что единственным законным наследником французского трона был и остается мой второй сын, до сегодняшнего дня носивший имя монсеньора Людовика и живший в безвестности, оставленный всеми, даже мной! Клянусь, что только он имеет право
