мокрые.
– Друг Уинфлз! Подъезжая, я слышал, как ты выражал свою печаль, и благодарю тебя за доброе слово, – сухо отвечал Гэмет, слезая с лошади.
Кенет внимательно осматривал его, пока он расседлывал свою лошадь. Ему припомнилось виденное в лесу. Картина разрубленных пополам голов все еще мерещилась ему. Кто убил несчастных, которым принадлежали эти головы? Без сомнения, не Гэмет. Однако Кенет предполагал расспросить тяжеловесного квакера, в надежде, что его ответы позволят установить истину.
Авраам закончил заниматься с лошадью, подошел к костру и грел руки у огня. Кенет наблюдал за ним с большим вниманием, чем прежде. Его фигура, хотя громадных размеров и мускулистая, производила впечатление приятное. В ней была мужественная соразмерность, особенная симметрия, вполне соответствовавшая резким и правильным чертам лица. Темные длинные волосы осеняли массивный лоб. Какая-то сонливость разливалась по лицу, но бывали минуты, когда внезапно этот туман исчезал, выражение менялось, и глаза, обыкновенно тусклые и опущенные, вдруг начинали искриться. Все движения его были неторопливы, а осанка необыкновенно спокойна и даже величава. Похоже было, что он никогда не поддавался раздражению. По этой внешности каменного спокойствия нельзя было предположить, чтобы он мог быть приятным собеседником для людей типа Ника Уинфлза.
– Ваше возвращение, – произнес наконец Кенет, боясь, чтобы его молчание не было превратно истолковано, – служит предметом нашего удивления и вместе с тем радости.
– Да, поистине Господу угодно было избавить меня от рук язычников. Я точно полено, вырванное из огня. О-о-ох-хо-о-о!
– Ого! Ничего не потерял.
– Я употребил все усилия, чтобы догнать вас, – продолжал Айверсон. – Но по дороге встретил врага, который чуть было не отправил меня на тот свет. Если бы не собака нашего друга, мне был бы конец.
– Надеюсь, что ты не позволил свирепому зверю умертвить бедного человека? – спросил квакер с участием.
Ник насмешливо поглядел на него и с каким-то особенным восторгом принялся жевать свою жвачку.
– По чести! Если он умер, так никак уж не по вине собаки! – возразил Кенет с некоторой досадой.
– Человекоубийство может быть оправдано в некоторых случаях, но берегись, молодой человек, напрасно жертвовать человеческой жизнью! – прогремел Авраам, косясь на Ника.
– Но вы нам не рассказали, как вы сами спаслись. Ведь это было трудно, почти невероятно! – сказал Кенет.
– Истинно так. Ретивый конь увлек меня в лагерь филистимлян[11]. Хотя я подвергался многим бешеным нападениям и хотя меч и секира были подняты на меня, однако я невредимым прошел сквозь неприятельские ряды. Поистине, как ты сказал, это почти чудесное спасение. О-о-ох-хо-о-о!
Авраам с видом чистой невинности прижал свою громадную ручищу к груди.
– Неужели вы могли бы уложить двух-трех врагов, если бы
Филистимляне – древний народ, по преданиям обитавший на побережье Средиземного моря (в основном к югу и к северу от современного города Газа). В переносном значении – язычники, варвары, враги.
