на эшафот, и я услышал вопль матери, переходящий в вой, оглушительный крик сестры, а сам не издал ни звука. Я смотрел остекленевшим взглядом на голову Альмира и чувствовал, как внутри раскалилась и обжигает вены дикая ненависть. Она заглушает отчаяние, она анестезией замораживает боль от утраты.
– Мой Повелитель, мы нашли щенка. Сына Альмира – бешеной Валасской черной псины.
Стражники выволокли меня из толпы и швырнули под копыта коня велеара. Жеребец заржал и чуть не размозжил мне голову, но я увернулся и поднялся с колен, обвел взглядом стражников, прикидывая, скольких из них я смогу убить голыми руками, прежде чем меня порубят на куски. Од Первый несколько секунд смотрел мне в глаза, а я, тяжело дыша, и стиснув челюсти, мечтал о том, чтобы вырвать ему сердце и раздавить в ладонях или выгрызть его зубами, ломая ему ребра голыми руками.
– Ну что, Рейн сын Альмира, ты готов, в отличие от своего отца, принять истинную веру и улыбаться в честь своего нового велеара? Я пощажу тебя, если ты преклонишь колени, а нет – сниму с тебя кожу живьем и подвешу на столб, кормить ваших валасских коршунов своим саананским мясом.
Я бросил взгляд на Далию, потом на Рейну – долго смотрел на них, прощаясь и чувствуя, как ненависть пульсирует в висках и пенится, выплескиваясь через край, материализуясь в безумие. Если выживу – раздеру проклятого убийцу на ошметки, на ленточки.
– Мне не нужна твоя милость. Милостыню раздавай в своем Храме. Пошел ты на хрен, Од Виар. Гореть тебе на пяти кострах вечно. Тебе и всему роду твоему проклятому.
Меня ударили рукоятью меча по зубам, хрустнуло в носу и от боли ослепило на секунду, но я снова выпрямился и, когда Од Первый приблизился ко мне, я сплюнул на него кровью, попал на полу белоснежного плаща и истерически расхохотался, когда он брезгливо поморщился. В ту же секунду ублюдок вынул из ножен меч.
– Держите выродка.
Меня схватили с двух сторон, выкручивая руки за спину. Раздался свист стали и белый круп коня велеара забрызгало алыми пятнами…
– Смейся, Рейн Даал. Улыбайся вечно. Если выживешь.
– А с этими что делать?
– Отдать солдатам на потеху, а потом вспороть животы и вышвырнуть в мертвую долину волкам на съедение. Не хоронить псов Валасских. Тело Альмира сжечь, а голову на кол насадить и, как пугало, в саду велеарском воткнуть. Пусть не будет их душам покоя.
Я открыл глаза, хотел закричать и не смог, мое лицо горело огнем, а от боли темнело перед глазами и из-под век сочились слезы – их разъедало от трупного смрада. Когда понял, где нахожусь, из горла вырвалось мычание, на большее я был не способен и не буду способен еще долгое время.
Я попробовал выбраться, продолжая стонать, как животное, всхлипывать выбираясь по холодным телам из ямы наружу, где стаями слетелись коршуны на страшное пиршество, терзая тысячи мертвецов, рассыпанных по долине. Я старался не смотреть вниз, но ощущал под ладонями руки
