Известно только, что он был похищен неким могущественным колдуном семьсот тридцать девять лет назад.
Робин разочарованно присвистнул и махнул рукой: стоило ему собирать на себя пыль и паутину в затхлых тайных коридорах, чтобы убедиться, что всё это ни к чему!
– Сегодня великий день, – продолжала графиня, сделав нетерпеливый жест. – Герой из рода Айтеров призван вернуть святыню! Сын мой, ты совершишь это и прославишь своё имя в веках!
– Что?! – Робину показалось, что он ослышался. – Мама, ты серьёзно? Ты что, хочешь, чтобы я отправился неизвестно куда, неизвестно за чем? И впридачу сразил какого-то мага, который, даже если и существовал когда-то, то давным-давно истлел в могиле?!
– Ты совершишь это. Ты герой. Я верю в тебя.
– А я не верю!
– Ты должен, – каменно-ледяная нотка в голосе графини стала слышней. – Отец бы так гордился тобой! Неужели ты своим отказом разобьёшь материнское сердце? И как же твоя рыцарская честь?!
Это был явный удар ниже пояса. Луиза Айтер долго ещё говорила, убеждая сына довериться судьбе, которая так благосклонна к нему, но могла бы не проронить больше ни слова – неотвратимый рок уже распустил свои чёрные крылья над нашим героем. От Робина больше ничего не зависело. Он вяло отнекивался, всё больше понимая, что никуда не денется от выполнения этой бесполезной и абсурдной миссии.
Во все века женщины вертели мужчинами, как хотели. Не стал исключением и этот случай: на следующий день недовольный Робин выступил в поход – впрочем, имея тайное намерение через недельку-другую без излишней помпы вернуться, развести руками и продолжить полную удовольствий мирную жизнь.
Пока же молодой граф восседал на лучшей кобыле – её специально отобрал дока в лошадиных делах Бердрехт; пояс приятно оттягивал полный золота кошель, а над правым плечом торчала рукоять Истребителя Василисков, впервые за много лет покинувшего подземелье Айтера. Меч был, по мнению Робина, капельку длинноват, зато идеально сбалансирован, кроме того, качество стали было просто превосходным. В этом он убедился накануне, для пробы разрубив подвернувшуюся под руку дубовую доску, в которую, как оказалось, неизвестно кем был вбит огромный гвоздь. Истребитель располовинил и доску, и толстенную – с палец – ржавую железяку, не получив даже зазубрины.
Прежде чем возвратиться и, изображая отчаяние, с грустью поведать матери, чем увенчались его напряжённые поиски (ничем), графу Айтеру, увы, было необходимо посетить остров Худ. Первоначально он планировал было просто отъехать от замка на два-три десятка лиг и пару недель провести в каком-нибудь приятном трактире, но, подумав, отмёл эту заманчивую идею: Побережье есть Побережье, и уже через три дня графине стало бы известно, где обретается её сын и какие такие подвиги он совершает. Тем более, что она сама определила Худ первой промежуточной целью на пути к утраченной святыне.
– Ну что же, – подумал Робин, – Худ так Худ. Какая разница. Пусть будет Худ.
