Шаги графа отдавались эхом, отражаясь от бесчисленных каменных поверхностей, и создавалось впечатление, что там, за колоннами, марширует целый отряд. Он всё дальше углублялся в сумеречную бесконечность колоннады, недоумевая, где же это скрываются оракулы: хотелось поскорее задать свой вопрос, выслушать ответ и с чистой совестью отправиться домой. Робин был уверен – ничего вразумительного оракул ему не сообщит, поэтому он не слишком и погрешит против истины, доложив матушке, что следы Радрадрабена навсегда затерялись во тьме веков.
– Сразу заметно, что ты тут в первый раз, – раздалось вдруг за спиной.
Робин мгновенно повернулся и увидел: привалившись спиною к колонне и широко раскинув ноги, прямо на полу сидел какой-то невзрачный мужичонка. Можно было бы сказать, что главной приметой его было полное отсутствие каких-либо примет, если бы не чёрная повязка, наискось пересекающая лицо и свидетельствующая про отсутствие левого глаза.
– Что уставился? – спросил он, ощупывая своим единственным оком застывшую перед ним фигуру. – Оракулов никогда не видел? Ладно, ладно, шучу…
Робин никак не ожидал, что оракул будет вот таким. Каким угодно: высоким, низким, бледным, худым, толстым – но не таким… ну совершенно никаким! И впридачу – кривым на один глаз. Хотя – ему ведь дано видеть не внешним, а внутренним взором, тут же одёрнул он себя. И всё равно – ведь подумать только, такое убожество и есть та самая великая знаменитость, к которой за откровением съезжаются чуть ли не со всех концов Побережья! Да ещё платят за эти самые откровения хорошие денежки. Удивительные дела творятся на белом свете!
– У меня есть вопрос, – выдавил он, стараясь не показать своего разочарования.
– Эка удивил, – насмешливо отозвался сидящий. – Можно подумать, все остальные приходят сюда с ответами!
– Э-э-э… Всё же я хотел бы его задать, – не сдавался Робин.
– Хочешь задать – задавай, – одноглазый безразлично пожал плечами и медленно подтянул одну ногу под себя. Видимо, утомившись от этого непосильного труда, он затих и прикрыл свой единственный глаз.
Робин скороговоркой пробормотал несколько заранее заготовленных фраз: дескать, слава о здешнем предсказателе… надежда на прояснение… судьбоносный ответ…
– Проще надо, – пробормотал сидящий, не открывая глаза. – Вопрос должен быть прямой и ясный. А ты мямлишь… Это всё потому, что сам ещё в себе не разобрался.
– Сам в себе, значит… – поперхнулся Робин. – Это, в общем-то, верно. А вот, к примеру, что обо мне ещё сказать можно? С точки зрения высших… высших…
– Понятно, – лениво перебил одноглазый, – не трудись. Ну, сформулируем это так: ты выступил за правое дело, которое считаешь безнадёжным, – процедил он, сощурив на графа наглый телесный глаз – и одновременно, по представлению Робина, окидывая его взором внутренним.
– Точно, – удивлённо кивнул
