что стоит у изголовья,А смерть уже готова принимать
Того, кто незаслуженно обижен,
Того, кто не заслуженно убит
В России, а не где-то под Парижем.
Он, слава Богу, будет не забыт…
Прошло уже сто лет после дуэли,
А там ещё сто лет пройдут потом,
Как быстро эти годы пролетели,
А он всё здесь под каменным крестом.
И зимним днём его врага потомки
Живые розы молча принесут,
А про убийцу вряд ли кто-то вспомнит,
Над ним давно свершился божий суд.
Так на Руси у нас всегда бывает —
Дороже жизни честь у нас всегда,
А самых честных часто убивают…
Жаль, слишком много здесь вас, господа.
Смерть
Смерть – костлявая старуха
Притащилась. Вдруг за мной?
Шепчет ласково на ухо:
Не пора ли в мир иной?
И за плечи обнимает —
Так пойдёшь со мной иль что?
Тут душа моя немая
Отвечает: Ни за что!
Рассердилась бабка сильно,
Я ж испуганно молчу…
Ты же, старая, бессильна,
Если сам не захочу!
Шепчут губы мои тихо…
Так её! – кричит душа —
Поищи другого психа,
Мы же нынче без гроша.
Нам на жизнь никак не сбиться,
А на что же хоронить?
А на что отпеть, напиться,
Ты нам сможешь объяснить?
Смерть вошла, похоже, в ступор —
Я богатого найду,
Ну, а ты, запомни, глупый,
Будешь звать – я не приду!
Кровь и надежда
В божьем храме всё, как прежде,
Свечи у икон горят,
О любви и о надежде
Говорят всё, говорят,
А за стенами бушует
Вольный ветер октября…
И куда теперь спешу я?
В храм? На митинг? Может зря,
Окунувшись в непогоду,
И судьбе поддавшись вдруг,
Я иду с толпой народа
Замыкать свой личный круг —
Круг судьбы, чтобы остаться
Там, на площади лежать…
Если честно разобраться,
Надо было в храм бежать,
Но душа туда не хочет,
Очень хочет посмотреть,
Как сегодняшнею ночью
Кто-то должен умереть…
Умерла страна. Россия.
Но чему тогда я рад —
Как из храма выносили
Бога в тёмный Петроград?
Как толпой его хулили?
Как его распяли вновь?
Как ворота в ад открыли,
Превратив надежду в кровь?
Вновь октябрь. Но всё иначе.
Тот же храм. И тот же я…
К Богу всё вернулось, значит?
Только бы опять не зря…
Арифметика
Так, кто же мы? Нули и единицы.
И в своей массе мы, увы, нули,
А единицы царствуют в столице
От наших нулевых
