зрение так же остро, как у старика Маликана, то вы узнаете в этой даме мадемуазель Нанси, ту самую, которая сумеет лучше меня, старика, посвятить вас во все происшедшее! Знаете ли, – прибавил он, хитро подмигивая правым глазом, – мы, мужчины, никогда не сравнимся в осведомленности с женщинами!
Неизвестно, обладал ли Рауль таким же острым зрением, как Маликан, или любовь является лучшим биноклем, но он сейчас же узнал белокурую Нанси, и сердце у него забилось.
– Ты прав! – сказал он, поспешно отвязывая лошадь. – Нанси должна знать многое, чего не знаешь ты!
Затем, попрощавшись с Маликаном, он вскочил в седло и галопом погнал лошадь к Лувру, у зарешеченных ворот которого постучал эфесом шпаги.
Швейцарец-часовой открыл калитку и, узнав пажа, воскликнул:
– А, мсье Рауль! Это хорошо, что вы приезжаете днем, а то с возвращением королевы Екатерины…
– Что такое? – удивленно переспросил паж.
– А то, что с возвращением королевы Екатерины ночью никто не имеет права входить в Лувр.
– Как, разве королева Екатерина вернулась?
– Да, – ответил швейцарец, пропуская пажа во двор.
Рауль въехал в двор, бросил поводья первому попавшемуся солдату и стремглав понесся вверх по маленькой лестнице, которая вела в верхние этажи Лувра, то есть в помещения пажей и камеристок.
На первой же площадке он встретил Нанси, которая, то краснея, то бледнея, ждала его. Она без всяких околичностей бросилась к нему на шею.
– Ах, милочка Рауль! Честное слово, я глубоко почувствовала твое отсутствие! – воскликнула она, после чего взяла его за руку и потащила наверх. – Скорее! Сегодня в Лувре танцевали, и все спят еще!
– А, так в Лувре танцевали?
– До утра!
– Черт возьми! – пробормотал Рауль, который связывал это обстоятельство с возвращением королевы Екатерины.
Нанси провела Рауля в свою комнату и толкнула его на табурет, тогда как сама уселась в большом кресле, где свернулась клубочком вроде хорошенькой кошечки.
– Бедный Рауль, в каком ты виде! – сказала она, оглядывая запыленную одежду пажа.
– Господи! – ответил Рауль. – В дороге мне некогда было заниматься туалетом. Надеюсь, что вы простите меня!
Нанси улыбнулась, показывая два ряда великолепных жемчужно-белых зубов, после чего спросила:
– Ну-с, как мы путешествовали?
– Да, в общем, очень хорошо, только… было очень грустно!
– Неужели?
– Ну да! Ведь я все время думал о вас!
– Гм! – сказала Нанси. – Вот уже три недели, как я жду этого ответа! Иначе, разумеется, и быть не могло!
– Вы сами отлично знаете, что я вас очень люблю, Нанси!
Камеристка королевы Маргариты слегка покраснела и не выказывала ни малейшего сопротивления, когда Рауль взял ее маленькую ручку и принялся страстно целовать ее.
– Да, вот что, Нанси, – сказал паж, когда его чувства получили некоторый
