Стоит тебе не выполнить хотя бы одно из перечисленных, ты сам преступник и тебя расстреляют на месте. Все то, чему тебя учили в прежней жизни на гражданке, на фронте не срабатывало, поэтому приходилось переучиваться на месте. Ты освоил навыки маскировки, тебе приходилось испытывать страх, как никогда за все прежние годы жизни. Иногда тебе приходилось действовать вопреки твоим принципам, и ты действовал вопреки им, а со временем даже не задумываясь, чисто автоматически.
Тебе пришлось увидеть массу ужасных вещей. Сложенные рядком и в стопку трупы в концлагерях, гибнущих в боях безусых мальчишек, лежащих в грязи погибших товарищей. Каково видеть тела своих товарищей на брезенте, и не одного, а многих?
Оказавшись дома, я все чаще и чаще задумывался о смерти. Все задумываются о ней. А потом вдруг спросил себя: а что ты, собственно, паришься? Ты не в силах повлиять на это. И все мы ходим по земле между двумя датами – предначертанными свыше датами рождения и смерти. И ни на одну из них ты повлиять не в силах. Так какого черта мучить себя? Будь что будет. С некоторых пор эти нехитрые истины и стали для меня девизом. Я войну прошел – что худшего может со мной приключиться? И постепенно перестал задумываться об этом. Будь что будет.
Там, в Европе, я пристрастился к вину. Лакал, как те джипы бензин. А вернувшись домой, и не подумал завязывать. Обе моих жены всегда сетовали на мое пьянство. Я всегда говорю: когда ФБР в 1981 году упрятало меня за решетку, оно, само того не желая, сберегло мне жизнь. Ибо в ту пору я пил восемь дней в неделю.
В тот первый после демобилизации год каких только работ я не перепробовал. Я работал на фирме «Беннет Коул энд айс» – временно, не постоянно. Развозил летом лед – в те послевоенные годы еще не у каждого был в доме холодильник. Зимой я развозил уголь по домам. Парадоксально, но факт – на своей первой в жизни работе, когда я был 7-летним мальчишкой, я выгребал золу. Теперь же я доставлял уголь. С месяц я работал в одной компании, где днями складывал в стопку мешки с цементом. Работал я и на стройке. Хватался за любую работу. Разве что банки не грабил. Работал и вышибалой, а по вторникам, пятницам и субботам натаскивал желающих по части танцев в дансинге у Вагнера. Десять лет я этим занимался.
Много я работ сменил, всего и не упомнишь. Из тех, что помню: как укладывал вышедшую из печи горячую смесь для пирога с черникой на холодный как лед алюминиевый конвейер. Чем больше я разравнивал ягоды, тем холоднее они становились перед тем, как пойти в пирог. Старший настаивал, чтобы я разравнивал усерднее. Он сказал:
– Ты немного ленишься.
Я пытался его игнорировать, а он продолжал:
– Пацан, ты слышал, что я сказал?
Я спросил, с кем он, по его мнению, разговаривает.
Он сказал:
– Пацан, я с тобой разговариваю.
Он сказал, что, если я не буду трудиться усерднее, он воткнет лопатку для разравнивания мне в задницу. Я ответил, что у меня идея получше
