возвышались и понижались, и на них были прибиты поперечные планки, и все это скрипело и качалось вместе с судами. С горы мост казался узенькой дощатой полоской, и не верилось, что по нему можно проехать на лошади. Спустившись ниже, я нашел его также не слишком широким: три-четыре доски и никаких перил. Однако мы поехали. Ветер сильно парусил мне в бурку; лошадь катилась по мокрым доскам, под которыми далеко внизу синели бурлившие волны. Справа и слева беспрестанно мелькали солдаты, шедшие туда и навстречу. Я чуть-чуть не слез, чтобы вести лошадь в поводу; но товарищ мой ехал впереди так спокойно, как по широкой улице, поглядывая по сторонам и, кажется, еще любуясь видами.
– Вы бросьте поводья и забудьте все, – сказал он мне, заметив мою нерешимость, – лучше будет.
Я так и сделал, и точно, вышло лучше.
Поднимаясь потом в гору, я думал опять о чувстве страха. Кажется, что за вздор: ехать под пули – и бояться моста!.. Мы проехали какую-то слободку, среди которой было 10–20 лавок с разными съестными припасами; толпились солдаты… Потом мы увидели несколько больших строений и церковь; миновали площадку, уставленную солдатскими ружьями в козлах, и очутились на одной из батарей 3-го бастиона. Этот бастион отличен от других. В иных амбразурах нет вовсе щитов, и, как в окно, видишь в них глубокую живописную балку с раскиданными по ней редкими домиками, когда-то живыми, приманчивыми, полными поэзии. Вдали, на краю возвышения, виднелся 4-й бастион. Было неприятно холодно. Карандаш вываливался из рук. Я вошел в один солдатский блиндаж, который топился. Человек пять солдат сидели в одних рубашках на общих подмостках, протянув ноги, и каждый занимался своим делом. Кто шил, кто читал азбуку. На стенах я заметил образа и лубочные картинки. Было так тепло, что я не счел за грех отворить двери и в них рисовать одно орудие, которое пришлось как раз напротив. От холоду или от чего другого неприятель молчал: ни штуцерных (так называют иногда штуцерные пули), ни бомб, ничего. Да и вообще по этому бастиону стреляют мало. Расстояние оттуда до их траншей довольно велико: около версты. Это обстоятельство позволяет нам быть несколько беспечными и не занавешивать иных пушек щитами.
Потом артиллерийский офицер, командующий тем орудием, которое я снял, повел меня в церковь, устроенную в каземате. В большой мрачной комнате, уставленной ружьями, заваленной амуницией, сияла лампадами одна небольшая частица стенки, покрытая образами: это был иконостас бастионной церкви. Бомба пробила в одном месте потолок, но не повредила ничего, даже не ранила никого из солдат, находящихся тут постоянно. Всех их человек десять. Здесь говела на первой неделе команда бастиона; но после этого было приказано командующим войсками есть скоромное, вследствие испрошенного им разрешения Святейшего Синода.
Я не поехал на другие бастионы, потому что уже вечерело.
Мы возвратились в город совсем впотьмах. У Зорина собирались на вылазку против карантина, чтобы взглянуть на новую батарею, а если удастся, так и заклепать пушки. Также хотели завалить какой-то колодезь. Матрос,
