подрагивали от удовольствия. Вкус скатывающегося по его горлу терпкого чая она ощущала у себя во рту, дрожала от замершей в этом мгновении всепоглощающей красоты. И краснела. Вокруг было столько людей, наблюдавших за ними – бабушка, её шумные гости, занимавшие себя разговорами… Ей было стыдно за это счастье перед всеми, кроме четырёхлетней девочки, бегавшей по залу, и в любой удобный момент смотрящей ей в глаза и хохочущей. Она встретила их на пороге без одежды. «Оденься! Ты видишь – дядя пришёл! Так нельзя, нельзя ходить голой!» – сообщили ей. Но девочка не понимала, почему она должна одеваться и кто так придумал, и долго плакала в комнате, пока не смирилась со своими розовыми шортиками и не вышла к гостям, чтобы вновь смеяться.
Они отправились в лес. Он лег спать в траву на поляне, а она долго бродила меж деревьев. Пока не почувствовала себя так, будто стоит на шумной улице. Пока не застыла, уподобившись лесу. А лес безмолвствовал, только деревья и насекомые нарушали тишину. Этот невыносимый, инородный шум принесла сюда она. Шум был мыслями, которые кружились над ней, как мухи над псом, лежащим возле киоска и изнывающим от жары.
Она сомневалась. То, что было принято сердцем, подвергалось сомнениям разумом. Нужна ли была эта встреча? Да и что вообще было нужно, а что нет? Их обоих ждал город и какие-то люди, заказы. Ему – на гончарку, ей – на статьи.
Но всё это – как мусор, оставленный школьниками на опушке леса.
Они прожили в лесу три дня. Три дня жизни, в которой нет законов кроме тех, что даны природой. Три дня растущей уверенности, что ты можешь всё.
В последний вечер они привычно спустились к берегу. Туман стоял над водой и делал Волгу бескрайним, бесконечным морем. Волны покусывали берег, набегали на него, как их мысли, продолжавшие, хоть и слабо, будоражить ум.
Они развели костер и долго смотрели в огонь, не замечая его жара. Над язычками, лижущими боящийся пошевелиться, изнеженный воздух, пролетела пчела. Это стало судьбоносным для насекомого событием, вмещающимся в несколько человеческих слов – обожгла крылья и упала в золу. Она, не думая, потянула пчелу из костра сухой травинкой. Но разве нужна была пчеле помощь? Насекомое вернулось к огню, чтобы сгореть в нём. Огонь перевернул пчелу на спину, ласково сложил её лапки.
Разум сопротивлялся как мог, боролся до последнего. Хватался за потаённые страхи, за внушенные кем-то мысли. Море низводило их своим величием, оно шептало – нет тебя, тебя нет, нет тебя отдельно от нас.
Она много раз представляла, что он растворился, не выйдет больше из леса. Что останется сидеть на поляне в одиночестве. Это было так естественно. Одним из утр, в которое она проснулась, он действительно исчез – его не было в палатке, велосипеда не стояло рядом. Она поняла, что напоминали его глаза и губы – камни, лежащие под водой, и обретающие так необыкновенные цвета. Можно ли остаться таким, как прежде, зная об этой красоте?
Алексей
