жилетке. За первой парой, немного отступя, шествовала вторая, – капитан Килвангенского полка Фэган, по-видимому, усердно волочился за Нориной сестрицей Майзи.
Вообще-то я не робкого десятка, но это зрелище меня подкосило; колени у меня дрожали и такая вдруг нашла слабость, что я чуть не рухнул в траву под дерево, к которому прислонился, и минуты две почти ничего не сознавал; однако, взяв себя в руки, я шагнул навстречу милой парочке и выхватил из ножен серебряный кортик, бывший при мне неотлучно, ибо собирался расправиться с вероломными злодеями, насадив их на клинок, словно двух голубей. Умолчу о том, какие чувства, помимо гнева, раздирали мою душу, какое горькое разочарование, какое безрассудное, неистовое отчаяние, ощущение, будто подо мною проваливается земля; не сомневаюсь, что и ты, читатель, не раз бывал обманут женским коварством, вспомни же, что ты чувствовал под тяжестью первого удара.
– О нет, Норилия, – говорил капитан, – (в то время в обычае у любовников было награждать друг друга выспренними именами из романов), клянусь богами, в сердце моем только вы да еще четверо других зажгли божественный огонь.
– О мужчины, мужчины, все вы таковы, Евгенио! – проворковала Нора (негодяя звали, кстати, Джон). – Вашу любовь не сравнить с нашей. Мы подобно… гм… одному растению, о котором я читала, цветем лишь однажды и умираем!
– Так, значит, вы ни к кому до меня не испытывали сердечной склонности? – осведомился капитан Квин.
– Ни к кому, кроме тебя, мой Евгенио! Как можешь ты смущать стыдливую нимфу таким вопросом?
– Голубка моя, Норилия! – просюсюкал он, поднося ее пальцы к губам.
Я хранил на груди пунцовый бант, – Нора как-то подарила его мне, отколов от лифа, – и я с ним не расставался. И вот, достав из-за пазухи бант, я швырнул его в лицо капитану и бросился вперед с занесенным клинком, восклицая:
– Не верьте ей, она обманщица, капитан Квин! Обнажите меч, сэр, и защищайтесь как мужчина! – С этими словами я подскочил к нему и схватил негодяя за шиворот, меж тем как Нора оглашала воздух пронзительными воплями. Услышав их, к нам поспешила Майзи с другим капитаном.
Хоть за время болезни я вытянулся, как сорная трава, и почти достиг полного своего роста в шесть футов, однако по сравнению с огромным капитаном казался хрупкой тростинкой, ибо он обладал икрами и плечами, которым позавидовал бы носильщик портшезов в Бате. Когда я напал на него, он сначала побагровел, а потом сделался мертвенно-бледен; отпрянув, он схватился за эфес шпаги, но тут Нора в ужасе повисла на нем с криком:
– Нет, нет, Евгенио! Ради бога, пощадите его, капитан Квин! Ведь он еще ребенок!
– И заслуживает порки за свою наглость, – отпарировал капитан. – Но успокойтесь, мисс Брейди, я его пальцем не трону. Вашему любимцу ничто не угрожает. – Говоря это, он наклонился, поднял ленту, упавшую к Нориным ногам, подал ей и добавил язвительно: – Когда молодые леди дарят джентльменам такие сувениры, другим джентльменам остается только убраться восвояси.
