равную этой.
Чувство становилось все сильнее, все острее по мере того, как он бежал по тропе скачками, и мысль его стонала от мучительного страха – страха перед тем, что он увидит.
Он обогнул кустарник и резко остановился.
Человек шел вперед, согнув руки в локтях, и на траве лежал сломанный лук. Волк распростерся на земле – половина серого туловища на свету, половина в тени, и от волка пятилась какая-то призрачная тварь, наполовину тень, наполовину свет, то ли видно, то ли не видно, будто фантом из кошмара.
– Питер! – крикнул Дженкинс, но крик его был беззвучным.
Потому что он уловил исступление в мозгу полупрозрачной твари – исступление и панический ужас пробились сквозь ненависть человека, который наступал на сжавшуюся в комок, брызгающую слюной тень. Панический ужас и отчаянное стремление – стремление что-то найти, что-то вспомнить.
Человек почти настиг ее. Он шел прямо, решительно – тщедушное тело, нелепые кулачки. И отвага.
«Отвага, – сказал себе Дженкинс, – с такой отвагой ему сам черт не страшен. С такой отвагой он сойдет в преисподнюю, и разворотит дрожащую брусчатку, и выкрикнет злую, скабрезную остроту в лицо князю тьмы».
Но тень уже нашла – нашла искомое, вспомнила заветное. Дженкинс ощутил волну облегчения, которая пронизала его плоть, услышал магическую формулу – то ли слово, то ли образ, то ли мысль. Что-то вроде ворожбы, заклинания, чародейства, но не всецело. Мысленное усилие, мысль, подчиняющая себе тело, – так, пожалуй, вернее.
Потому что формула помогла. Тварь исчезла. Исчезла, улетучилась из этого мира. Никакого намека, ни малейшего признака. Словно ее никогда и не было.
А то, что она произнесла, то, что подумала? Сейчас. Вот оно…
Дженкинс осекся. Формула запечатлена в его мозгу, он помнит ее, помнит слово, помнит мысль, помнит нужную интонацию, но не должен пускать ее в ход, должен забыть о ней, хранить ее в тайниках сознания.
Ведь она подействовала на гоблина. Значит, подействует и на него. Непременно подействует.
Человек тем временем повернулся кругом и теперь стоял, уставившись на Дженкинса, – плечи опущены, руки повисли.
На белом пятне лица зашевелились губы:
– Ты… ты…
– Я Дженкинс, – сказал ему Дженкинс. – У меня новое туловище.
– Здесь что-то было, – произнес Питер.
– Гоблин, – ответил Дженкинс. – Джошуа мне сказал, что к нам проник гоблин.
– Он убил Лупуса.
Дженкинс кивнул:
– Да, он убил Лупуса. Он и многих других убил. Это он занимался убийством.
– А я убил его, – сказал Питер. – Убил его… или прогнал… или…
– Ты его испугал, – объяснил Дженкинс. – Ты оказался сильнее его. Он испугался тебя. Страх перед тобой прогнал его обратно в тот мир, откуда он пришел.
– Я мог его убить, – похвастался Питер, – но веревка
