как он убил малиновку. Он попал в нее метательной палкой. И перья полетели. И на листике была кровь.
– Успокойся, – мягко произнес Дженкинс. – Не торопись так, расскажи все по порядку. Ты слишком возбуждена. Ты видела, как кто-то убил малиновку.
Поня всхлипнула, стуча зубами:
– Это Питер убил.
– Питер?
– Вебстер, которого зовут Питером.
– Ты видела, как он метнул палку?
– Он метнул ее другой палкой. Оба конца веревкой связаны, он веревку потянул, палка согнулась…
– Знаю, – сказал Дженкинс. – Знаю.
– Знаешь? Тебе все известно?
– Да, – подтвердил Дженкинс. – Мне все известно. Это лук и стрела.
И было в его тоне нечто такое, отчего они все притихли, и комната вдруг показалась им огромной и пустой, и стук ветки по стеклу превратился в потусторонний звук, прерывающийся замогильный голос, причитающий, безутешный.
– Лук и стрела? – вымолвил наконец Джошуа. – Что такое лук и стрела?
«Да, что это такое? – подумал Дженкинс. – Что такое лук и стрела?
Это начало конца. Это извилистая тропка, которая разрастается в громовую дорогу войны.
Это игрушка, это оружие, это триумф человеческой изобретательности.
Это первый зародыш атомной бомбы.
Это символ целого образа жизни.
И это слова из детской песенки:
Кто малиновку убил?
«Я, – ответил воробей. —
Лук и стрелы смастерил
И малиновку убил!»
То, что было забыто. То, что теперь воссоздано. То, чего я опасался».
Он выпрямился в кресле, медленно встал.
– Икебод, – сказал он, – мне понадобится твоя помощь.
– Разумеется, – ответил Икебод. – Только скажи.
– Туловище, – продолжал Дженкинс. – Я хочу воспользоваться моим новым туловищем. Тебе придется отделить мою мозговую коробку…
Икебод кивнул:
– Я знаю, как это делается, Дженкинс.
Голос Джошуа зазвенел от испуга:
– В чем дело, Дженкинс? Что ты задумал?
– Я пойду к мутантам, – раздельно произнес Дженкинс. – Настало время просить у них помощи.
Тень скользила вниз через лес, сторонясь прогалин, озаренных лунным светом. В лунном свете она мерцала, ее могли заметить, а этого допустить нельзя. Нельзя срывать охоту другим, которые последуют за ней.
Потому что другие последуют. Конечно, не сплошным потоком, все будет тщательно рассчитано. По три, по четыре – и в разных местах, чтобы не всполошить живность этого восхитительного мира.
Ведь если они всполошатся – все пропало.
Тень присела во мраке, приникла к земле, исследуя ночь напряженными, трепещущими нервами. Выделяя знакомые импульсы, она регистрировала их в своем бдительном мозгу и откладывала в памяти для ориентировки.
Кроме
