style="font-size:15px;"> – Ой, братцы, я ранен! – вскрикнул солдатик, лежавший неподалеку от меня.
С испуганным, перекосившимся от боли лицом он схватился обеими руками за левую ногу, на которой выше колена виднелось красное мокрое пятно. Какое-то неприятное чувство вдруг защемило меня.
– Ну, иди к фельдшеру, он тебя перевяжет, – проговорил я и отвернулся в сторону.
Раненый с легким стоном попробовал встать на ноги, но не мог, тогда соседний солдатик подхватил его под руку и медленно повел назад, на противоположный скат, и там ему сделали перевязку. Через несколько минут после этого ранило еще одного солдатика, но на этот раз в бок, так что пришлось его вынести на руках. Все угрюмо молчали, припав к земле и держа ружья при себе, готовые по первому моему знаку открыть убийственный огонь. Я стоял во весь рост и смотрел вперед в бинокль, стараясь быть спокойным и не обращая внимания на свистевшие около меня пули. Их «цзыкание» и нежное пение не производили на меня почти никакого впечатления. Животный инстинкт самосохранения еще не пробудился во мне, потому что, хотя я и знал, что в приятном посвистывании незримых пуль таится сама смерть, но физически моя природа еще не воспринимала во всей полноте этих подчас нежных для слуха, но в то же время страшных по существу звуков. Нервы у меня были еще совершенно свежие, и потому тогда я действительно не боялся «жужжащих ос». Даже и то, что эти «осы» ужалили несколько солдат, только слегка встревожило меня. Не то же ли бывает и в жизни? Ребенок, например, видит сверкающее пламя свечи, оно манит его к себе, оно нравится ему своим блестящим видом. Ребенок протягивает к нему маленькие, нежные ручонки, не испытывая страх, так как не знает, что такое огонь, с улыбкой на детских устах хватает его, но вдруг обжигается, плачет и в другой раз уже побоится даже близко подойти к огню…
– Ваше благородие! Вы бы лучше легли на землю, а то вишь, как пулями садит, того и гляди заденет, – посоветовал мне какой-то добрый солдатик с молодым, почти безусым, но простодушным лицом.
– Ничего, брат, как Бог даст! Коли суждено, так везде тебя пуля найдет, – наставительно проговорил я, и в ту минуту я и сам твердо верил в то, что сказал.
Вдруг что-то с силой рвануло меня за шаровары немного выше колена. Не сдвигая ноги, я слегка нагнулся и увидел в этом месте две маленькие дырочки. Пуля пронизала сукно, но даже не оцарапала кожи. Если б она попала на волосок ниже, то я на всю жизнь остался бы, вероятно, хромым, так как раздробление коленного сустава трудно вылечивается. Я не смутился, даже напротив, какое-то горделивое чувство и удовлетворение наполнили мою душу. Сняв фуражку, я набожно перекрестился и снова направил бинокль в сторону врага. Меня разбирало нетерпение; я ничего не понимал и не знал, что делалось вокруг. Ни от кого никаких распоряжений мы не получали и, казалось, были предоставлены самим себе. Но молодая кровь во мне кипела, и в душе зажегся воинственный пыл. Ведь на моих глазах разыгрывалось
