глобален, что у этих людей превалируют мотив интереса – в интересное время живем – и нежелание упустить шанс, уж коли он выпал, все начать заново. Отсюда и жестокость отнюдь не садиста, а естествоиспытателя. Читатель может сам порассуждать о том, какого рода жестокость к «социальному материалу» лучше. В партийных низах же – масса откровенных мазуриков, лодырей и приспособленцев, сами ответственные партийцы жалуются на отсутствие работников.
Мемуары Ильи Савченко – это острый и свежий взгляд врага на молодую Красную армию и агрессивную красную государственность, взгляд изнутри.
«Зеленая Кубань» – это также весьма интересный текст, очень живо написанный. Показательны характеристики старших начальников повстанцев, Пржевальского и Фостикова, и их разные подходы к организации повстанческой борьбы. Читатель может наблюдать, сколь причудливо могли складываться предпочтения и симпатии в разворошенной войной стране. Черноморские крестьяне – враги пришедшим голодным казакам – помнят о том, как недавно саранчой прошлась по богатому края отступавшая армия Шкуро. В ничейной зоне между Черноморской губернией и Грузинской республикой благоденствуют русские и эстонские садоводы… Видение И. Савченко есть с чем сопоставить, и оно становится еще одним кирпичиком в строительстве истории кубанского казачества в смутные годы. Однако автор в этом тексте гораздо менее заметен. Он, скорее, наблюдатель, хотя активно участвует в повстанческой эпопее.
Воспоминания будут интересны даже тем, кто прочел сотни воспоминаний русских офицеров.
В Красном стане. Записки офицера
Часть первая[10]
I. Приезд в Екатеринодар. – Вокзал. – Эвакопункт. – Американский лазарет. – Начало эвакуации. – Бунт раненых. – Плен
В конском вагоне меня довез мой вестовой, казак Яков Мельников, до Екатеринодара. Дорогу помню смутно. Вспоминается конская морда, дышащая теплым дыханием мне на голову; припоминаю, что наш поезд остановился где-то в чистом поле и зачем-то в нашем вагоне поставили пулемет. Вероятно, померещились вблизи красные.
Приехали мы в Екатеринодар ночью. Первый приступ возвратного тифа, видимо, проходил у меня, так как я двигал ногами и доплелся через бесконечное станционное железнодорожное полотно до вокзала в надежде здесь дождаться утра, чтобы затем попасть на эвакуационный пункт и получить отсюда назначение в какой-нибудь лазарет.
На вокзале была обычная картина отступления армии: все скамьи, стулья, столы, стойки и пол были завалены больными и ранеными солдатами и офицерами. Пройти через станционное помещение было делом нелегким: приходилось идти не по полу, а по лежащим в серых шинелях стонущим, бредящим, мятущимся в агонии существам. Вся эта больная, завшивленная серая масса валялась здесь в чаянии лазаретной койки. Многие
Печатается по:
