вытянулись вдоль улицы до самого перевязочного пункта.
Муж ушел, чтобы смотреть, как будут укладывать раненых. Мы остались с Ткаченко опять в самом хвосте транспорта.
– Вот ведь грех какой! Погода-то «спортилась»! Теперь снегу навалит столько, что не проедешь! Хорошо еще, тихо – ветру нет, а то придется дорогу расчищать!
Долго мы стояли, пока всех раненых уложили, и наконец последняя двуколка отъехала от перевязочного пункта. Ткаченко подъехал, и муж сел в нашу двуколку.
– Ткаченко! Мы поедем впереди, чтобы найти место для остановки обедать.
Мы обогнали транспорт. И я не слышала ни стонов, ни криков раненых…
– Почему сегодня все так спокойны? Нет тяжелораненых? – спросила я мужа.
– Конечно, есть! Вот погоди, после обеда начнется другое, – ответил он.
Мы довольно далеко отъехали от транспорта, и муж все время смотрел, где бы найти подходящее место для остановки.
– Вот здесь остановимся. Все равно лучшего места не найдем. Стой, Ткаченко!
Сейчас же стали подъезжать и другие двуколки. Подошел Галкин.
– Здесь будем кормить обедом раненых. Если сможете, съезжайте с дороги. Но я думаю, что это опасно: снегу много, застрянем… – сказал муж.
Транспорт остановился. Кухня, ехавшая в хвосте, теперь въехала в середину транспорта. Конюхи навесили на головы лошадям торбы с кормом. Я вышла из двуколки и пошла к кухне. Около нее собрались санитары; подошел муж с подпрапорщиком Галкиным.
– Ну как? Суп готов, Какошвили? – спросил муж у кашевара.
– Так точно, готов.
– Ну, давай пробу.
Кашевар зачерпнул снизу, стараясь дать пробу старшему врачу погуще.
Муж попробовал суп:
– Молодец, Какошвили, суп отличный. Раздавайте, – сказал он.
Запах супа дошел и до меня и раздражающе щекотал мои ноздри. Под ложечкой даже заныло от голода. Но я не посмела попросить у мужа его пробу, которую он возвратил кашевару недоеденной. «Вот бы съесть горячего супа», – подумала я. В это время Галкин, идя вдоль рядов двуколок, кричал:
– Кто может ходить, у кого руки здоровы, идите за супом! Санитары, идите за супом для лежачих и слабых!
Около кухни быстро образовалась очередь: два санитара раздавали нарезанный ломтями черный хлеб и тарелки, а потом раненые подходили к кухне, подставляли тарелку, а кашевар, стоя на оглобле, запускал черпак до самого дна и, зачерпнув полный черпак, выливал суп в протянутую тарелку. Получивший суп отходил, а на его месте уже новый протягивал свою тарелку.
Когда все получили суп и отошли от кухни, я взяла тарелку, попросила супа и понесла его к первой попавшейся двуколке, в которой лежали двое.
– Вот суп, можете сами есть? Или я покормлю вас?
– Спасибо, сестра, я сам могу есть, а вот земляк ранен в грудь, ему трудно.
– Хорошо! На, ешь, а я еще принесу и покормлю его.
Я принесла суп, влезла
