Дотянулась и до подъезда его дома. И он, тот мужчина, стальным прутом, подобранным по случаю в собственном гараже, пытался пробить в не растаявшем, крепком ещё льду бороздку для ручейка. Чтобы ненужная вода могла быстрее уходить в люк ливневой канализации.
Занятие развеселило старика, но не успокоило.
Мимо, боясь захлебнуться или утонуть в этой серо-чёрно-фиолетовой жиже, проезжали автомобили.
И вода под их резкими и резвыми колёсами, прибывая, закручивалась, поднималась выше и, захлёбываясь, перекидывалась за береговую наледь, чтобы с покорной обречённостью сползти обратно.
Он смотрел на происходящее, ловя в луже своё отражение, хаотично двигающееся.
Возможно, всё виденное сейчас доставляло ему истинное, сродни мальчуганскому, удовольствие.
…Прошёлся в резиновых сапогах. Шаркнул ногою по водной пене, топнул (с брызгами), чувствуя, как есть, твердь асфальта.
Убедился в чём-то. Уравновесился, что ли…
А над ним, далеко и близко, высоко и ниже не бывает, пофыркивала весна этого года.
Наверное, непоследнего.
Детали
Начинаю понимать детали
И через окно открытое
Всматриваться в дали,
Возвращая полузабытое.
Это – как ученическая пропись
С кляксами, оттого и мило…
Понадеюсь: вдруг Ты попросишь
Рассказать о том, что без Тебя было.
Затуманилось всё. И в дымке,
Как на фото с жёлтой вуалью,
Где чьи-то счастья стоят в обнимку,
Не затронутые печалью.
Слёзы там… И сплошные вздохи…
Притяженье счастливых взглядов…
Это всё из другой эпохи:
В ней придумано больше, чем надо.
Можешь этим лишить меня покоя,
Может, сразу впаду в твою немилость…
То же самое происходило, но – другое…
Ты пришла – и всё переменилось.
На вырост
Жизнь на вырост. Как одежда большого размера.
Пересменок
За белыми тёплыми северными ночами неизменно следуют тёмные холодные и колючие южные ночи.
Хвороба
Снег слёг с безнадёжностью расхворавшегося человека, чтобы уже не выздороветь, никогда не подняться.
Вечная тяга
Тянет в детство. В далёкие края, где жил когда-то. На свою пыльную улицу. К нашему полуподвалу с тремя окнами, взглядывающими на подобие тротуара. К длинным и широким картофельным полям, к жарким подсолнуховым зарослям. К домикам-мазанкам, с нередко соломенными крышами. К тинистой речке Ворскле, поверхность которой была, как и трава, тёмно-зелёной, а по берегам выстраивались тягучие, густые заросли камыша.
К малоснежным зимам и жарким летним дням тянусь, как к спасению. К орешникам, высоко в небо забрасывающим свои ветви-уды. К чугунным колонкам: из них мы набирали серебристую
