столу, взгромоздился в кресло и сразу стал высоким и значительным. Егорыч подумал, что, пожалуй, Майка действительно больше похожа на курицу на насесте, а на китайского мандарина смахивает все же Сам.
«И это тоже справедливо!» – совсем уже не к месту ойкнуло у Егорыча в разгоряченной голове.
– Закрывай дверь, садись. – скомандовал Сам.
Егорыч все выполнил тихо и быстро, понимающе улыбаясь. Конечно, как же при открытой двери, как же не садиться! Мы ведь все одинаково понимаем, все в одном направлении! Только Вы с верхней полки, а мы снизу, почти распластавшись на полу, к Вашему удовольствию, так сказать…
– Чай будешь? Или чего покрепче? – вдруг спросил Сам, разом вычистив из Егорычевой головы все его гипотезы и испугав еще больше.
Артур кивнул два раза, причем один раз, утвердительно, второй – отрицательно. Но Сам все понял. Он нажал на кнопку, в приемной зазвенело громко и властно.
Майка влетела в кабинет и замерла на пороге.
– Клоповного, империалистического. И лимончик.
Сахарком приправь.
«Коньячку импортного», – переводилось само собой в Егорычевой, окончательно очищенной страхом голове.
– Ну, докладывай, как ты до жизни такой дошел? – Сам с улыбкой посмотрел на Петрова.
– Я, это… – вдруг замурлыкал Егорыч первое попавшее на ум, – я только двумя пальцами, нежно, чтобы не обидеть…
– Чего?
– Говорю, не больно, уважения ради… только…
– Не понял!
– Тоньку за жопу, извиняюсь, ущипнул…
– Какую Тоньку, почему за жопу? – недоумевал Сам.
– Буфетчицу.
– Ну и что! Кто ж такое рядом с этим… терпеть может! Так ты чего, думаешь, я тебя за Тоньку сюда вызвал? – Сам захохотал, соскочил со стула и плюхнулся напротив Егорыча за приставной столик. Он продолжал смеяться и хлопать ладонью себя по коленке. – Да я сам ее и за сиськи таскал, и за все остальное! Что ж из того, в ЦК докладывать?
Егорыч икнул и глупо улыбнулся: мол, поделом Тоньке-буфетчице! Нечего тут! Что ж, из-за нее теперь ЦК беспокоить! У них там, что, в Москве дел по важнее нет или своих «Тонек» не хватает! Косяками небось ходят, жопами по коридорам, на ковровых дорожках, крутят!
Вошла Майка с подносом, поставила на приставном столике две рюмки, наполненные коньяком, бутылку «Наполеона», блюдечко с дольками лимона, присыпанными уже промокшим мелким сахарным песком. И удалилась, тихо прикрыв за собой дверь. Она успела ободряюще блеснуть на Егорыча глазами. Тот заметил это и немного воспрянул духом. Хорошая все же девка эта Майка!
– Насмешил ты меня, Петров. Как там тебя – Артур…
– Егорыч. Только вы запросто. Без отчества можно. Мы ж комсомол! Юность… так сказать… родины. Не заслужили еще отчества-то!
– Не скромничай. Заслужили, Артур Егорович. Иначе чего бы тебя к Первому
