в зенит. Младенец лежал на руках у Марии, сидевшей на крупной ослице, и за весь путь он всего один раз проявил себя плачем. Но сразу его прекратил, губами достигнув материнской груди. Идти лучше вечером, ночью, спасаясь от зноя пустынного, но семейство, чуть отдохнув, вновь продолжило путь и без остановок до самого вечера двигалось к югу. Когда темнота приступила, Иосиф снова сделал стоянку.
– Может, оторвались, – с надеждой сказал он Марии. – Представить себе не могу, что Хордос сегодня убил в Бейт-Лехеме детей.
– Почему только нас он спасает?
– Не знаю. Тайна, наверное, в нашем ребенке.
Мария стала кормить эту тайну, быстро набиравшую вес. Наевшись, младенец уснул, а мать смотрела на звезды над головой, туда, где по поверьям, был Бог растворен. Элохим, Адонай, Иегова, Элори, Яхве… Младенец притихший – предназначенье ее. Ей так велели. И следят за его благополучием. Он особенный, значит. Иудей, правящий Римом – это Бог, правящий миром.
Мария посмотрела на сына. Ничего нет такого правящего и царственного в этом личике, едва различимом в свете луны. А Иосиф в этот момент суетился средь вьючных животных, давая им воду и корм.
Аарон-египтянин, принявший под Бейт-Лехемом семью беглецов от Шимона, тщательно оберегал ее членов на всем их далеком пути и во здравии полном доставил в Александрию, в район, называемый Дельта. Их поселили при храме еврейском, построенном на чаяниях и слезах, на скорби с надеждами, на умении выжить в чужой неприютной среде. Издревле иудеи здесь проживали. Рабами и свободнорожденными. Но те и другие свято хранили веру свою и обычаи. При фараонах хранили, при римлянах тоже.
И как только позволило вечное время, свой храм возвели, да такой, что соперничать мог со столичным в ха-Эрец.
Гармоничное здание, искусно украшенное изнутри, потрясало великолепием и подтверждало завидную состоятельность, даже роскошь евреев Египта. В нем поместиться могли десятки тысяч молящихся прихожан, а старейшины, главы общины, могли восседать на семидесяти возвышениях. Царил здесь особый порядок, и соблюдались традиции. Сюда мог явиться любой из евреев со своею бедой или радостью, независимо от достатка его – и внимали ему и ему помогали. Даже во время всеобщих богослужений входили во храм на равных и приказчики, и купцы, и надсмотрщики, и пастухи. Даже очень больных, опустившихся, волю над разумом потерявших, впускали во храм помолиться, правда, в особое время, чтобы не заразить окружающих.
Приезжие из земли иудейской отмечали разницу между установлениями во храмах святых – Иерушалаймском и Александрийском. Отмечали завидный порядок и отсутствие запаха денег, наживы, торгашества. Моление богу – вот предназначение храма, а финансовые интересы были выведены из него. Вся многочисленная община жертвовала средства свои на его возведение местными мастеровыми. Но не только на храм собирали, а еще на гостиницы для прихожан иноземных, на Дома призрения и Учения.
Прибывших из северной стороны Иосифа и Марию встретили ласково, поселили в две комнаты. Наконец, можно было возлечь на постели, а не на спины
