о рождении свой возраст, попал после войны в воздушный десант и отморозил там ноги. «Так ему и надо!» – думал я и невзлюбил с тех пор всех десантников.
Мой дед, Алексей Михайлович Карасёв, войну провёл в Сибири, в ссылке. Его отца – белого офицера – отправили в лагерь, а деда, как сына врага народа, просто в ссылку. (Это я потом узнал о прадеде-белогвардейце и что дед был в ссылке, а до Горбачёва у него это дипломатично называлось – эвакуация).
И вот я спрашиваю на баклажанной грядке (мы пололи с ним вручную эти баклажаны (синенькие) у дома – как сейчас помню; мне было лет четырнадцать):
– Дедушка, а почему вы не воевали?
– Меня, – говорит, – как ценного специалиста сельского хозяйства вывезли подальше в тыл, чтобы кормить Красную Армию.
Всё правильно. Надо кому-то и в тылу работать, не повезло дедушке… Но я дотошным был и от деда не отставал:
– А вы просились на фронт?
– Нет.
– А почему?
И тут дед ответил (достал, видно, я его своими сложными вопросами):
– Что я, дурак – пушечным мясом становиться?…
Тогда я решил, что мой дед – трус. И какое-то время даже презирал его, пока не улеглось.
Два капитана
Дедушка Кости Жигуленко во время войны сражался с бандеровцами во внутренних войсках, а потом служил в милиции; он был орденоносцем. Костя очень гордился этим семейным героем и брал с него пример. К сожалению, он брал пример только с героической биографии, потому что сам дедушка умер, когда Косте был один год, и Костя не мог хорошо его помнить. Про дедушку ему рассказывал папа – учитель физкультуры из нашей школы, который горячо хранил память о своём отце и его награды.
Мы с Костей по воскресеньям смотрели программу «Служу Советскому Союзу», а каждый четверг ходили в школу «Юный ракетчик», впервые открытую при ракетном училище. Мы рубили по плацу строевым, надевали противогазы, корячились на полосе препятствий и сдавали устные зачёты. Курсанты смеялись над нами и говорили: «Пацаны! идите лучше по домам. Здесь – тюрьма». Но мы им не верили. Белый корпус училища совсем не напоминал тюрьму, а курсанты были откормленные и весёлые. Главное, что нам обещали поступление в любое военное училище страны вне конкурса. Мы старались и думали, что курсанты шутят.
В любое военное училище страны потом не приняли не только меня, но и мои документы. А Костя два раза поступал в наше ракетное. Первый раз он не сдал математику, а во второй раз поступил.
В ракетном училище Костю одели в устаревшее галифе, дали в руки осколок стекла и поручили долго скрести паркет в Ленинской комнате. И это его почему-то расстроило; он написал рапорт.
Его уговаривали не бросать обучение родители. Костин папа-физкультурник, исчерпав аргументы о необходимости в жизни высшего образования, напирал на светлый образ вышеупомянутого дедушки. Но на Костю не подействовал
